Какая из реликвий Великой Отечественной войны и блокады мне всего дороже? У меня их множество, и трудно выбрать какую-нибудь самую памятную. Но некоторые из них я назову все-таки.

Вот предо мною пожелтевший, когда-то бывший голубоватым пропуск № 23637 на право прохода и проезда в город Ленинград. Выдан на основании § 90 приказа по гарнизону города Ленинграда от 11 ноября 1941 г.

Пропуск этот служил мне для прохода на завод «Электросила», где я в это время вела кружок марксизма-ленинизма, а «Электросила» считалась уже фронтом. Нередко наши занятия, которые я вела отнюдь не по программе, были прерываемы сиренами воздушной тревоги, и, покидая здание, мы выбегали тушить зажигалки.

По этому пропуску я ходила не только на «Электросилу», но ездила в 7-ю Отдельную армию и в другие армии и дивизии, стоявшие в черте и за чертой нашего города. Он также служил ночным пропуском... Впрочем, ночным пропуском служили еще роскошнейшие пригласительные билеты на празднование 25-летия Советской власти...

Но этот скромный пропуск храню и берегу я действительно как реликвию.

Я берегу также автограф, написанный рукою Дмитрия Дмитриевича Шостаковича — черновик его выступления по радио в сентябре 1941 года, где он рассказывает о том, как пишет Седьмую симфонию. То, что я держу сейчас в руках этот подлинник, наполняет меня, как и два десятилетия с лишком назад, глубочайшим волнением и уважением перед его автором. Тем более, что на оборотной стороне подлинника редактором отдела радиокомитета записан перечень передач на ближайшее время:

1. Организация отрядов и уличные бои.

2. Связь на улицах.

3. Борьба с танками путем бутылок.

И так далее.

А разве нельзя считать реликвией билет и программу на премьеру Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича в 1942 году в Ленинграде? На последней странице программы записан весь состав симфонического оркестра, впервые исполнявшего симфонию в Ленинградской филармонии.

Еще один документ. Это запись на странице, вырванной из какой-то конторской книжки, написанная под диктовку Анны Андреевны Ахматовой и выправленная ее рукой, — ее выступление 26 сентября 1941 года по радио, произнесенное из квартиры Михаила Михайловича Зощенко.

Но вернемся к первоначальным реликвиям и, так сказать, к более вещественным.

Однажды осенью, пользуясь пропуском на право прохода и проезда в город Ленинград, я шла на очередное занятие своего кружка на «Электросилу», в это время начался неистовый шрапнельный обстрел (ведь «Электросила» находилась примерно в четырех с небольшим километрах от переднего края). Обстрел был свирепым. И вот перед ногами моими упал осколок шрапнели. Упал у самого носка. Когда я его подняла, он был еще теплый. Я не очень осведомлена в военном деле и в вооружении, но на этом остром осколке с нарезкой запечатлен № 935. Не очень весело шутя, я говорю, что это номер моей несостоявшейся смерти.

И, наконец, подкова, найденная мною около Херсонеса и описанная в «Стихах о Херсонесской подкове». Вот несколько строк:

Есть у меня подкова, чтоб счастливой —

по всем велениям примет — была.

Ее на Херсонесе, на обрыве,

на бывшем поле боя я нашла.

Она не прибита у меня у порога, но висит над письменным столом, рядом с настенной вазочкой, в которой хранится пучок засушенных растений, набранных на еще не затопленном участке коммуны «Первороссийск» несколько лет назад...

Ольга Берггольц

Литературная газета № 24, 1967 г., 21 июля.