Особенно велика была популярность

Мордвинова в кругах «Вольного общества

любителей российской словесности»,

почетным членом которого он являлся

с осени 1820 года. На одном из заседаний

общества возникла идея написать в его честь оду.

Ода была написана, и не одна, а две.

Их написали Рылеев и Плетнев.

Вот что пишет Плетнев в «Долге гражданина»:

И мы не зрим ли пред собою,

Как в красоте своих седин

Покорный долгу гражданин

Отважно борется с судьбою?

Из реферата Лены Ковалевой

Когда к середине восьмого класса от своих философских вопросов Лена повернулась лицом к прозе жизни, Марина Львовна ушла в декретный отпуск.

Все те же уроки, все те же лица, но нет среди них одного, и все уже не то...

Новый классный руководитель, он был учителем черчения, хотел только хорошего, но был уверен, что без команды ничего хорошего не может быть.

— Между прочим, вы некомсомолец и сначала должны попросить собрание, чтобы вам дали право голоса, — как комсорг была вынуждена объяснить ему Лена. Но он краснел и не понимал.

В марте у Марины Львовны родился сын. Все почему-то считали, что она назовет его в честь кого-то из мальчишек класса, и очень удивились, когда стало известно, что выбрано совершенно постороннее имя: Костя.

— Ну да, конечно, ни одного Кости у вас нет. А то, что моего отчима зовут Константином, вам, естественно, не приходило в голову, — смеялась она, заглянув к ним на минутку.

Посмеялась, поговорила о том о сем и убежала. Котофейчик есть хочет.

Ребята вздыхали: ну вот, она от нас уже отвыкает...

Лена часто заходила к Марине Львовне домой.

— Марина Львовна, как вы сегодня?

— Да как обычно. Тут недавно доктор Спок говорил по телевизору, что до года — самое счастливое время у родителей. Мы с Бобом только переглянулись.

Бобом она называла своего мужа, видимо, еще с тех пор, когда они, не думая ни о каких временах «до года», сидела на соседних партах.

— Ну что, будем чистить картошку? — Она доставала два хорошо отточенных ножа, и, выкатив на балкон коляску, они принимались за работу.

Чистили картошку, грели для Котофея молоко, гладили пеленки, за работой разговаривали, и — ребята вздыхали не зря — Марина Львовна действительно все чаще заговаривала о своих новых, далеких от их класса, планах. Речь шла о другой школе. Их завуч Ирина Васильевна была назначена туда директором, а Марина Львовна с ней очень дружила.

— Представь себе презабавное соединение: мальчики — футболисты, а девочки — воздушные создания, у которых, кроме обычных уроков, каждый день танцы, пение, эстетика. И все это будет у Ирины Васильевны с осени, — говорила она Лене. — Ужасно интересно сделать из этих футболистов глубоких и образованных людей!

— Значит, вы решили?

— Нет, пока нет, не знаю, Леночка, пойми, быть у вас классным руководителем я уже не смогу. На мне Котофей. И далеко не всякий директор, даже такой умница, как наш Адольф Иоганесович, может понять, что значит маленький ребенок. — Отложив в сторону нож, Марина Львовна выглядывала на балкон.

Лена видела, какие невыспавшиеся, с красными ободками на веках, у нее глаза, знала, что с момента рождения Котофейчика она уже в третий раз ушивает свою джинсовую юбку сорок шестого размера и все чаще шутит: «Мне кажется, что доведенное до такой степени изящество называется каким-то другим словом...»

— Марина Львовна, идите!

— Ужасно хочется. Но я не смогу там без вас.

— А если мы пойдем с вами?

— Все не пойдут. Да это и невозможно. Во-первых, будет грандиозный скандал. А во-вторых, реально пойти со мной могут только девочки. Ваши мальчики ведь, к счастью, не футболисты.

К несчастью, думала Лена о Рахмаше. В фантастические страны они уже не играли, но у него была такая хорошая улыбка...

Однако сейчас надо было думать о Марине Львовне.

Когда она узнала, что, кроме Лены, вместе с ней идут в другую школу еще пять девочек, ужасно обрадовалась.

— Конечно, заниматься литературой с оравой футболистов — задачка еще та. Но с вами, я уверена, мы положим их на обе лопатки. За этим мы туда и идем!

Классный руководитель, наоборот, обещал Лене плохую характеристику. Ковалева, мол, не только дезертировала сама, но и склонила к дезертирству других. Но почему склонила и почему дезертирство? Ведь дезертиры помогают врагам, а они вместе с любимой учительницей хотят помочь футболистам.

Дома тоже было не все гладко. Папе нравилась идея с эстетикой и футболистами, а мама боялась, что в таком классе хороших знаний не получишь. Уж если Леночке приспичило уходить, то пусть идет в математическую школу.

Но в конце концов все утряслось, и наступил новый учебный год в новой школе.

Здесь все было обычно: доска, парты, наглядные пособия, шкафы с приборами. И все было не так, как в той школе. Даже воздух был другой. Как всегда в начале года, в классе пахло краской, но и еще чем-то: кожаными бутсами с мячами, разогретыми телами, потом? В общем, чем-то таким неуловимым, что осталось с прошлого года, когда тут учились одни мальчики.

Девочки толпились двумя кружками: в одном — пришедшие с Мариной Львовной, в другом — остальные, попавшие сюда по специальному танцевально-музыкальному конкурсу. Футболисты, крепкие, в натягивающихся при движениях форменных куртках, подчеркнуто не обращали внимания ни на кого, кроме себя. Только самый низкорослый из них, в маленьких, обмотанных с одного бока синей изоляционной лентой очках, подошел к девочкам.

— С праздничком вас, с первым сентября!

Футболисты громко засмеялись.

— Меня зовут Игорь Фюлюшков, нападающий. А вас?

Девочки молчали.

— Очень рад был познакомиться.

Одна из конкурсных, точеная брюнетка с артистически нежным пучком, сделала кислую гримаску:

— Вы, значит, и будете с нами учиться?

— Нет, это вы с нами, — насмешливо ответил ей высокий светло-рыжий парень, стоявший возле двери. — Игорь, пошли.

По классу разнесся тяжелый топот ног и масса нечленораздельных звуков, с которыми, подталкивая друг друга, футболисты устремились в коридор. Через несколько минут у них должна была начаться утренняя тренировка, а у девочек — эстетика.

И так, как сегодня, пойдет теперь каждый день. После эстетики будут начинаться обычные уроки, а на уроках...

Яркая, лет тридцати учительница — ее звали Людмила Ивановна — стремительно вошла в класс, повесила на спинку стула сумку и пошире открыла окно.

— С девочками мы будем знакомиться на классном часе, а сейчас урок. Азот... «Азот» в переводе на русский язык значит «безжизненный», а жить без него нельзя.

...Без конца будет открываться дверь, и в нее будут тянуться опоздавшие с тренировки: один, два, сразу трое, потом еще двое...

— Людмила Ивановна, можно?

— Может, вы еще пол-урока будете ходить? Откройте по-быстрому тетради.

Опять стук в дверь и громкий топот по классу.

— Ну что это такое? В первый учебный день и то не могут вовремя являться.

— Черт возьми, действительно, урок уже давно!

— Это ты, Плотников, совершенно правильно заметил. Азот входит в состав белковых веществ.

— Людмила Ивановна! Фюлюшков хочет вам что-то сказать, — это светло-рыжий.

— Потом, Карпов, я дам ему слово, и он все скажет. Фюлюшков, садись и в темпе открывай тетрадь. Садись, я же сказала!

— Людмила Ивановна, тише! К чему такой напор?

— Это тебе, Плотников, надо быть тише, а не мне. А я не буду молчать. Фюлюшков, что ты хотел сказать?

— С праздничком вас, Людмила Ивановна. С первым сентября!

— И тебя также! А теперь все, полная тишина. Поюморили уже. «Азот» в переводе на русский язык значит «безжизненный», а жить без него нельзя.

— Людмила Ивановна, а можно перепасоваться от Килограмма к Слонам? За ними на третьей парте свободно.

— Давай, только в темпе. Хватит отнимать время. Ну, елки же, тихо. Слоны, я вам говорю! Тихо! Азот входит в состав белковых веществ, при его недостатке желтеют листья растений и процесс фотосинтеза прекращается.

Через несколько дней Лена в новой школе совершенно потерялась. Идут уроки, футболисты орут и чертыхаются, девочки танцуют и поют, а что делать ей?

«Сентябрьской тихой ночью очень интересно рассматривать на небе звезды и их созвездия. Ночное небо напоминает мне все человечество. Разве не так? Разве человек — это не звезда? Созвездие — группа звезд, но и люди живут в коллективе», — писала она в дневнике.

В конце сентября девочек из девятого спецкласса пригласил к себе поговорить директор спортшколы Бесов.

Эта школа находилась в пяти минутах ходьбы, но Лена сюда еще ни разу не заглядывала и теперь с любопытством рассматривала развешанные в гулком вестибюле плакаты: «Умей думать на поле!.. Не надейся, что противник глупее тебя... Понять — значит победить...» Такое глубокомыслие, и всего лишь для того, чтобы научить людей отнимать друг у друга мяч!

Но вот и кабинет Бесова.

— Давайте, девочки, знакомиться. Меня зовут Дмитрий Николаевич, а вас? — Все еще по-летнему одетый, в пестрой рубашке и больших темных очках, Бесов сидел за огромным полированным столом с несколькими телефонами и вертел в руках связку ключей с блестящим брелоком.

— В прошлом я был вратарем, а теперь, сами видите, какое большое у меня хозяйство. Спортивная школа существует уже девять лет, но на такой прекрасной базе мы всего два года. Вы обратили внимание? Наше здание похоже на дом с крыльями. В центре, где мы находимся, тренерские комнаты, душевая, зал общефизической подготовки, а в стеклянных крыльях — зимние футбольные манежи, раздевалки и выходы туда, к нашим летним точкам. — Ловким, пружинистым движением Бесов раздвинул шторы на широком, во всю стену, окне.

Оттуда в глаза снопами ударило прорвавшееся из-за темных туч солнце, стало видно большие клетки ярко-зеленых футбольных полей, белые перекладины ворот, клетчатые флажки, полоски трибун и сосновый лес за ними.

— Нравится?

— Красиво, — сделала кислую гримаску брюнетка с пучком, ее звали Зина Канторович.

— Ну, теперь вы поняли, где проходит основная жизнь ваших мальчиков?

— Да, сразу хочется попрыгать или в мячик поиграть, — улыбнулась самая подвижная и разбитная из конкурсных девочек Юлька Сотникова. — Но только непонятно, почему эти мальчики, пользуясь такой прекрасной базой, остаются ужасными грубиянами.

— А что? Они при вас выражаются? Вот, елки зеленые, а ведь обещали. — Бесов растерянно вертел ключи. — Наверное, Хареев? Или, может быть, Слоны? Девочки, я вас прошу, не судите их строго. Ребята у нас замечательные, настоящие парни с мужским началом. Подонства в них нет. Но — специфика силовой игры. А потом, у нас же тренеры... Есть замечательные специалисты, но иногда увлечется, а потом спрашивает ребят: «Выражался?» — «Да». «С концами?» — «И с началами». Мы, конечно, проводим с ними работу, но, как видите, с переменным успехом.

— А какую работу вы проводите с мальчиками? Что в них, по-вашему, есть, кроме этого самого мужского начала? — спросила Лена.

— Ну, главное, что я могу отметить, — это умение думать на поле. Специфика игры дает возможность комбинировать, учит быстро понимать друг друга и разгадывать противника. Девочки, я очень надеюсь на эксперимент Ирины Васильевны с эстетикой. Вы должны отесать наш мужской коллектив. А для этого вам надо хорошенько понять, что у нас за ребята. Многие из трудных семей...

Лене вспомнился Фюлюшков.

— Мой папаша поддавальщик, но только по выходным. А твой? Что он, например, делает в воскресенье?

— Читает Пушкина.

— Вот это молоток. Папаша что надо!..

— Ну и с успеваемостью тоже, сами знаете, — продолжал Бесов. — Футбол — это ведь не теннис и не фигурное катание. Гоняли во дворах мяч, а потом пришли сюда, не бабушки привели, а сами... Футбол — это, девочки, пролетарский вид спорта, и ребята у нас — рабочий класс. Ради футбола эти парни готовы на все, некоторые из пригородов по полтора часа сюда ездят.

Увлекшись, Бесов запер дверь и отключил телефоны, чтобы не мешали с хозяйственными вопросами.

— А какие есть таланты! Вот, например, Плотников, кандидат в мастера, а Фюлюшков, если бы не очки... Пройдет несколько лет, и вы многим из своих одноклассников аплодировать будете, сидя у телевизоров!

Бесов опять говорил о специфике игры, умении думать. Но все это на поле, для поля... А что они читают? Что знают, кроме своего футбола? Об этом ничего. Такое многословие — и всего лишь о том, как отнимать друг у друга мяч. Было скучно.

Вечером Лена зашла к Марине Львовне.

— Значит, разочаровалась, — сказала та.

— Нет. Скорее расстроилась. Помните анекдот? У матери было три сына: два умных, а третий футболист.

— Да, но потом он стал мастером спорта.

— А потом он стал тренером и поставил себе стол с тремя телефонами.

— И с кнопкой для вызова секретарши. — Марина Львовна улыбнулась. — Ты разве не заметила кнопки?

— Нет, кнопки у него нет. Он при нас секретаршу так вызывал, голосом... Марина Львовна, зачем для футбола нужно три телефона?

— Ну, во-первых, наверное, дело требует. Хозяйство там большое. А во-вторых, приятно. Но дядька этот Бесов, по-моему, неплохой и неглупый, очень неглупый. Иначе бы он вас, воздушные создания, к себе не позвал. Да, это могло прийти в голову только настоящему педагогу. Ленка, не кисни! Между прочим, меня футболисты уже слушают, ты сама видела. А для ребят, которые никогда по-настоящему не учились, — это достижение.

— Марина Львовна, но вам действительно интересно с ними?

— Как человеку, пока не знаю, но как учителю — безусловно. Приходится искать новые ходы, приемы. На уроках я выкладываюсь, а это ощущение многого стоит... Кстати, постарайся изучить их язык. Почитай что-нибудь о футболе. Мне некогда, да и не мой это стиль — интересоваться футболом. А тебе пригодится. Ну что, будем чистить картошку?

Придя домой, Лена взяла энциклопедию. «Футбол (англ. от football: foot — нога и ball — мяч) — спортивная командная игра, в которой спортсмены, используя индивидуальное ведение и передачи мяча партнерам ногами или любой другой частью тела, кроме рук, стараются забить его в ворота соперника наибольшее количество раз в установленное время» — и не в силах читать дальше, расхохоталась. Хохотала долго, до слез...

— Вы еще не устали меня расспрашивать? — спросила Лена.

— Нет. Чем дальше, тем мне интереснее, — сказала я.

— Со мной тоже так было, — кивнула она. — И все из-за этих футболистов. Они стали для меня такой загадкой... Почти как смысл жизни. А началось у нас с истории.

— С какой?

— Девятнадцатого века. Я решила написать реферат для городской исторической олимпиады. На уроке дали темы, они были посвящены трем этапам освободительного движения, и я поняла, что должна написать о декабристах. Я давно хотела написать, еще с тех пор, как в шестом классе Марина Львовна нам рассказала про Александра Бестужева — как 14 декабря он точил саблю о постамент Медного всадника.