В феврале 1959 года в Краснознаменном зале Центрального Дома Советской Армии в Москве состоялась волнующая встреча молодых воинов и представителей общественности с бывшими летчицами 46-го гвардейского Таманского авиационного полка.

Зал был переполнен. Под звуки марша в дверях появилось боевое гвардейское полковое знамя. Его несла, как и в военные годы, знаменосец полка Наташа Меклин (ныне Кравцова). Зал аплодировал. Тяжелый шелк знамени мерно колыхался в такт четкому шагу знаменосца. На алом полотнище блестели два боевых ордена.

Пройдя на сцену, Наташа Меклин застыла около знамени по стойке «смирно». На трибуну вышла бывший заместитель командира полка Серафима Тарасовна Амосова и начала рассказ о боевом пути полка. А Наташа, незаметно коснувшись щекой мягкого шелка знамени, вспомнила, как она впервые несла его мимо четкого строя своих боевых подруг, как командир полка Евдокия Давыдовна Бершанская, склонившись на колено, целовала край знамени.

— Упорным трудом, отличной боевой работой завоевали мы звание гвардейцев... — донеслись до Наташи слова Амосовой.

И еще вспомнила Наташа Меклин, как после вручения полку гвардейского знамени она, переполненная большим чувством, села в сторонке и за один присест написала «Гвардейский марш», который начинался такими словами:   

На фронте встать в ряды передовые

Была для нас задача не легка.

Боритесь, девушки, подруги боевые,

За славу женского гвардейского полка!

...В перерыве к Наташе подошла пожилая женщина и, глядя на нее восхищенным взглядом, спросила с удивлением:

— Милая девушка, а сколько же тебе было лет, когда ты пошла на войну? Ты такая юная!

Стоявшая рядом Ира Себрова, самая близкая Наташина фронтовая подруга, посмотрела на нее и подумала: «И в самом деле, надеть бы сейчас на нее гимнастерку и брюки, которые она носила во время войны, и опять выглядела бы Наташа мальчиком-подростком, каким она казалась в годы войны».

* * *

...Наташе Меклин было неполных девятнадцать лет, когда над нашей страной пронеслось страшное слово: «Война!»

В то памятное воскресное утро 22 июня 1941 года Наташа, сдав накануне последний экзамен за первый курс в МАИ, проснулась поздно. Проснулась она от ощущения быстрого падения. Ей снилось, будто бы она, как и год назад, летит на самолете с инструктором. Под крылом блестит Днепр, вдалеке белеет большой красивый город — ее родной Киев. Наташе хочется лететь дальше, выше.

«Меклин, ты строишь не «коробочку», а египетскую пирамиду», — слышит она в переговорном аппарате строгий голос инструктора Касаткина. Она глянула вниз. И вот уже нет ни Днепра, ни Киева. Под ней голая, обожженная земля и одинокая пирамида — точь-в-точь как в учебнике по истории. Она хочет получше рассмотреть пирамиду, склоняется за борт, самолет кренится, входит в крутую спираль и падает, падает...

«Вот странно, — пробудившись, думает она, — сон повторил почти в точности то, что было. Даже египетскую пирамиду — ведь это было излюбленной поговоркой нашего инструктора».

Мысли как-то незаметно настроились на «обратный ход». Наташа вспомнила Киев, школьных товарищей, аэроклуб. Улыбнулась, припомнив свой первый и единственный прыжок с парашютом, когда ее, тоненькую, худенькую девчонку, унесло ветром далеко от аэродрома. Ее не сразу нашли в густой ржи, куда она приземлилась...

Как хорошо, что утомительные экзамены уже позади и она через несколько дней будет дома, увидит родителей, братишку, будет гулять с подругами по Крещатику, купаться в Днепре...

Она весело вскочила с койки, включила радио.

«...Враг вероломно напал на нашу Родину...» — послышалось из репродуктора.

Не сразу дошел до Наташи весь суровый смысл только что услышанного. Но дальнейшие слова диктора не оставляли никаких сомнений — началась война!..

Через несколько дней Наташа Меклин вместе со многими комсомолками МАИ уехала на трудфронт. В течение трех месяцев она с лопатой в руках исходила по Орловской и Брянской областям не один десяток километров, участвуя в создании оборонительных сооружений. Работать приходилось от зари до зари. Ныла спина, затекали и немели пальцы рук, горели на ладонях мозоли.

— Молодцы, девчата! — хвалил студенток руководитель работ. — Вы каждый день перевыполняете норму землекопа-мужчины.

«Это, конечно, хорошо, — думала Наташа, — но я хочу не с лопатой, а с оружием в руках участвовать в защите Родины».

Возвратившись в Москву, Меклин пошла в военкомат.

— Отправьте меня на фронт, — попросила она.

Военком удивленно посмотрел на нее:

— А какая же у тебя военная специальность?

— Я пилот запаса. Окончила аэроклуб. Могу и медсестрой.

Военком, пожилой мужчина с глубокими морщинами на лице, видя, с каким нетерпением и надеждой ждет его ответа эта несколько смущенная девочка, не захотел огорчать ее категорическим отказом и, пытаясь перевести разговор на шутливый тон, сказал:

— Пойдешь на фронт, дорогая. Только после меня.

— То есть... как? — не поняла Наташа.

— Да так. Что ж, ты думаешь, я девчонок буду отправлять на фронт, а сам буду сидеть вот здесь, в кабинете? Нет, милая, иди пока домой, а то мать небось уже волнуется за тебя.

И «милая» ушла. Только не домой, она записалась на курсы медсестер.

Однажды, придя из двухдневного тренировочного похода, Наташа с удивлением заметила, что в институте царит какая-то непонятная суматоха.

— Что случилось? — спросила она у знакомой студентки, которая с бумажкой в руках спешила куда-то.

— Институт эвакуируется!

— А ты куда бежишь?

— В ЦК комсомола. Создается женская авиачасть под командованием Расковой. Я иду туда.

— А меня возьмут?

— Не знаю. Попытайся.

На другой день Наташа Меклин была в ЦК ВЛКСМ, где проходил отбор девушек в авиачасть Героя Советского Союза Марины Расковой, а еще через день она с рюкзачком в руках явилась на сборный пункт. Вечером Марина Михайловна Раскова вызывала по очереди всех девушек к себе в кабинет для беседы, в ходе которой решался вопрос, в какую группу следует определить каждую девушку.

Наташа не без волнения и робости вошла в кабинет. Еще бы! Ведь она втайне надеялась, что ее зачислят в летную группу. Раскова внимательно посмотрела на нее. Небольшого роста, худенькая, с тонкими, миловидными чертами лица. Спокойный, мягкий взгляд умных серых глаз. Четкие дуги черных бровей. Гладко зачесанные на прямой ряд каштановые волосы. «Совсем еще девочка», — подумала она с нежностью.

— Я зачислю тебя в штурманскую группу, — сказала в конце беседы Раскова. — Для летчика у тебя налет маловат. Согласна?

Наташа понимала, что летного опыта у нее практически нет. «Хорошо еще, что штурманом берут, — утешала она себя. — Вон других девушек из МАИ назначили авиамеханиками, а это значит — прощай, небо! Да, штурманом тоже неплохо».

Она поспешно согласилась. Но все же в самом сокровенном уголке своего сердца она затаила мечту стать летчицей.

И эта мечта сбылась. Правда, не сразу. Прошло больше года, прежде чем Наташа села в переднюю кабину летчика и взяла управление самолетом в свои руки.

* * *

Наташа Меклин с первых же вылетов зарекомендовала себя как хороший, толковый штурман. Она была спокойна в воздухе, без суеты и нервозности выполняла все то, что положено выполнять штурману. И ее первая летчица, Маша Смирнова, строгая, требовательная, была вполне довольна своим «штурманенком», как иногда ласково называла она Наташу.

Потом ее назначили в экипаж Иры Себровой. Девушки быстро сдружились. Наташе все нравилось в Ире: чуть застенчивая улыбка, открытый взгляд добрых карих глаз, мягкий юмор, спокойный оптимизм, летный почерк. И Наташе казалось, что нет в полку летчицы лучше, чем Ира.

Для успешного выполнения боевых заданий очень большое значение имеет слетанность экипажа. Наташа и Ира быстро достигли этого.

Однажды — это было на Северном Кавказе — несколько экипажей, в том числе и экипаж Себровой — Меклин, получили задание уничтожить склад горючего, который находился в населенном пункте Малгобек, под Грозным.

Наташа с Ирой вылетели первыми. В черном южном небе мерцали далекие звезды. Но их скупой свет не освещал землю. Над целью Наташа сбросила САБ, земля под самолетом осветилась.

— Ира, я вижу цистерны! — радостно воскликнула Наташа. — Вон они, около белых домиков!

— Ну, давай, Наташа, постарайся.

И Наташа постаралась. Бомбы гулко рванули, а в следующее мгновение на земле вспыхнул пожар, который полыхал всю ночь. Экипажи, бомбившие цель немного позже, добавили жару, и склад был полностью уничтожен. 

Через два-три дня во фронтовой газете появился очерк о метком ударе ночных бомбардировщиков. Рядом был помещен фотоснимок двух девушек в летной форме — Наташи Меклин и Иры Себровой.

Часто, возвращаясь с задания, Ира передавала управление самолетом штурману. Наташа всегда с нетерпением ждала момента, когда Ира скажет:

— Ну, бери, Наташа!

Поэтому, когда Меклин сказала ей, что хочет стать летчицей, Ира не удивилась.

— Что ж поделаешь, жалко мне с тобой расставаться, но тебя ведь все равно не удержишь. Иди, добивайся. Желаю тебе успеха!

Наташа Меклин и еще три штурмана, мечтавшие стать летчицами, обратились к заместителю командира полка Амосовой. Она обещала им помочь, тем более что летчиц в полку не хватало. Составила программу тренировочных полетов и сама взялась за подготовку.

— Только учтите, девушки, что эта переподготовка не освобождает вас от боевых вылетов в качестве штурманов, — предупредила Амосова.

Не зря поется в песне: «Кто хочет, тот добьется!» Сбылась мечта Наташи: 18 мая 1943 года она полетела в свой триста восемьдесят первый боевой вылет уже летчицей!

Первые вылеты Наташи в качестве летчика совпали с трудным периодом в боевой работе полка. Враг упорно сопротивлялся наступлению наших войск на Тамани. Его противовоздушная оборона была насыщена до предела. Он начал применять против самолетов ПО-2 новую тактику: фашистский ночной истребитель подходил к висящему в лучах прожекторов нашему маленькому самолету и в упор расстреливал его. Так в одну ночь полк потерял четыре экипажа, погибло восемь девушек.

Наташа вместе со всеми глубоко переживала гибель боевых подруг. Ее серые глаза, окаймленные синевой от усталости и горя, глубоко запали, сделались темными.

— Наташа, ты повнимательнее летай, — осторожно советовала ей Ира Себрова.

Наташа понимала беспокойство подруги. Но разве можно уклониться от всех пуль и снарядов? Пробоины и дыры в самолете стали появляться все чаще и чаще.

— Не беспокойся, Ириночка, ничего со мной не случится. Я верю, что дождусь конца войны, потому что я очень этого хочу. А ведь мне всегда удавалось добиться того, чего хочу, — шутила Наташа.

В октябре 1943 года гитлеровцы были сброшены с Таманского полуострова. За активное участие в боях за Тамань женский полк ночных бомбардировщиков получил наименование «Таманский».

...Крым. Наташа знала его только по рисункам и кинокартинам. Он всегда представлялся ей солнечным, веселым, в зелени виноградников, садов и пальм, с синей каймой моря, с белыми дворцами-санаториями.

А он лежит вот сейчас под крылом самолета темный, настороженный...

Наташа Меклин со штурманом Ниной Реуцкой летят бомбить врага на станции Багерово, под Керчью. Нина еще моложе Наташи, и это ее первые боевые вылеты. Она обожает свою летчицу и безгранично верит ей.

Ночь лунная, но облачная. Они летят под самой нижней кромкой облаков. Высота — шестьсот метров.

«Маловато», — с тревогой думает Наташа.

Летчицы женского полка уже успели узнать, что такое Багерово. Это целый лес прожекторов и шквал зенитного огня.

Наташа понимает, что их самолет заметен на светлом фоне облаков, поэтому время от времени она входит в облака.

Вот и станция. Штурман сбрасывает САБ, и обе девушки, склонившись за борт, внимательно смотрят вниз. Станция забита эшелонами.

— Нина, целься точнее. Я ложусь на боевой курс, — говорит Наташа.

Услышав гул мотора в небе, включились прожекторы, нащупали самолет и зажали его в ярком пучке лучей. Зенитки дружно набросились на освещенную цель. Наташа, стиснув зубы, старалась не отводить взгляда от приборной доски и с напряжением ждала момента, когда штурман сбросит бомбы. Вокруг их самолета беспрерывно рвались снаряды. Появилось много пробоин в плоскостях.

«Почему это Нина так долго не сбрасывает бомбы? Уж не случилось ли что?» — думает Наташа.

В этот момент бомбы отделились от самолета и полетели вниз. Девушки увидели сильный взрыв.

Наташа энергично маневрирует, чтобы выйти из слепящих лучей прожекторов. Она бросает самолет из стороны в сторону, резко скользит, но ничего не помогает. От всех этих маневров высота быстро падает — четыреста, двести, сто метров... Девушки пытаются уйти в море, но ветер встречный, и самолет, кажется, висит на одном месте.

Но вот и берег. Зенитки уже перестали стрелять. А прожекторы все еще держат ПО-2, хотя их лучи почти лежат на земле.

Самолет уходит все дальше в море. Один за другим гаснут прожекторы — они уже бессильны. Пройдя еще немного северным курсом, Наташа разворачивается и идет с небольшим набором высоты вдоль берега. Опасность, кажется, миновала.

— Ну как? — спрашивает она штурмана. — Страшно?

— Знаешь, Наташа, когда стреляли, то я не думала о страхе, а вот сейчас стало страшно, даже колени дрожат.

— Ничего, это нормально. У меня тоже дрожат.

Когда девушки возвратились, их техник, Галя Пономаренко, осмотрев самолет, сказала:

— Как это вы летели на таком решете? Все плоскости изорваны, лонжерон перебит. Больше летать нельзя.

— Есть другой самолет, — сказала командир полка. — Полетите еще?

— Конечно, — ответили девушки.

— Только смотрите, чтоб ни одной пробоины не было, а то накажу, — пошутила она.

И девушки опять поднялись в ночное небо.

Они поднимались и сбрасывали бомбы на врага еще много ночей, пока Крым не был освобожден.

В последние дни пребывания в Крыму фашистам пришлось туго. Прижатые к морю южнее Севастополя, они в панике эвакуировались по морю и по воздуху. Единственный аэродром, который еще оставался в их руках, лихорадочно работал день и ночь. Наша авиация наносила массированные удары по отступавшему врагу. Женский гвардейский полк тоже принимал в этом участие. Наташа Меклин не раз вылетала на бомбежку вражеского аэродрома. Вылеты были успешными и благополучными. Но вот однажды...

Вместе с Ниной Реуцкой они вылетели на задание, когда на землю опустилась ночь. Они решили в этот раз набрать побольше высоту, чтобы спокойно перевалить через горы, и потом с планирования ударить по аэродрому. Еще на дальних подступах к цели девушки увидели, что включилось множество прожекторов, которые искали кого-то в ночном небе.

— Двадцать четыре прожектора, — подсчитала штурман.

Пора уже и снижаться. Наташа убирает газ и начинает бесшумно планировать. Впереди хорошо обозначается аэродром. Там горят стартовые огни, видно, как самолеты заходят на посадку, — им теперь уж не до маскировки.

Огоньки старта подходили все ближе, ближе... Наташа, увлекшись заманчивой целью, совсем забыла о том, что ее самолет планирует, снижается. И когда она бросила взгляд на высотомер, то не поверила своим глазам — четыреста метров! У нее екнуло сердце. «Как же это я так увлеклась? — в растерянности подумала она. — Но давать газ нельзя: враг может услышать и помешать точно отбомбиться. Нужно планировать теперь до момента сбрасывания бомб»...

— Сейчас буду сбрасывать бомбы, — слышит Наташа голос своего штурмана.

«Давно пора, — подумала Наташа, — нужно скорее набирать высоту, а то как бы не сесть на вражеском аэродроме».

Бомбы так рванули, что самолет подбросило: высота была слишком мала. На земле вспыхнул пожар. Наташа включила полный газ. Мотор взревел.

«Ну, сейчас дадут нам жару! — подумала каждая про себя. — Нас теперь и видно и слышно».

Но что за чудо? Прожекторы моментально выключились, перестали бить зенитки.

— Что это они, неужели нас испугались? — с удивлением спрашивает Нина Реуцкая.

— Не думаю. Просто они приняли, наверно, наш самолет за свой. Мы ведь очень низко идем, нам создали условия для посадки.

— Нет уж, мы лучше пойдем на свой аэродром, хотя для этого нам нужно перелезть через горы, — говорит Нина.

Девушки благополучно вернулись на свой аэродром. А ведь могли бы и не вернуться: такие полеты редко проходят безнаказанно!

* * *

Кавказ, Крым, Черное море — все осталось позади. Полк перелетел в Белоруссию. Несмотря на то что здесь не было ни гор, ни морей, полеты были по-своему трудными, сложными. И так уж отсюда повелось, что всякий раз перед началом напряженной боевой ночи на аэродром выносилось гвардейское знамя полка. Его всегда несла Наташа Меклин, крепко сжимая в руках древко. Развернутое знамя стояло потом на КП до самого утра, блестя пурпурным шелком в скупом свете стартовых огней. А Наташа, уходя в очередной боевой вылет, думала: «Нужно выполнить задание так, чтобы быть достойной нести вперед наше знамя».

...Это было в Восточной Пруссии.

Чужая земля... Метет февральская метель. Полк из-за непогоды не летает уже двое суток. Вечереет...

Вдруг раздается команда:

— Боевые экипажи, в штаб для получения задачи!

Через десять минут командир полка майор Бершанская ставила задачу:

— Нам нужно любой ценой доставить боеприпасы в пункт Н. На этом участке фронта создалась очень сложная обстановка. Вот здесь, — она указала карандашом на карте, — одна наша часть, выдвинувшись вперед, практически оказалась отрезанной. Узкий перешеек, соединяющий эту часть с нашими войсками, простреливается противником. Бойцы заняли оборону, но у них кончились боеприпасы. Нам нужно сбросить им несколько ящиков с патронами. Сейчас вооруженцы подвешивают груз. Ваша задача: сбросить ящики в точно обозначенное место. Там будут выложены три костра. Полетят... — и Бершанская назвала несколько фамилий, среди которых была и фамилия Меклин.

Через несколько минут Наташа с Ниной Реуцкой были уже у самолета.

— Что это вы делаете? — с удивлением спросила она вооруженцев, которые веревками прикрепляли ящики на плоскостях.

— Подвесить груз к замкам бомбодержателей оказалось невозможным, — пояснила подошедшая инженер полка по вооружению Стрелкова, — поэтому пришлось положить ящики прямо на плоскости. Штурману стоит только потянуть за конец веревки, и они, высвободившись из петли, соскользнут с крыла.

— Вы уверены, что соскользнут? — с сомнением спросила Меклин.

— Да, конечно, — не совсем уверенным голосом ответила инженер. — Во всяком случае, придумывать что-либо другое нам некогда. Время не терпит.

— Ну, хорошо. Садись, Нина, полетим, — сказала Наташа, обращаясь к своему штурману. — Да смотри не забудь: тебе нужно будет дергать не за шарики бомбосбрасывателей, а за веревку...

По ночному небу неслись лохматые серые тучи и лишь кое-где в небольших просветах мелькали бледные звезды. Минут через десять пошел мокрый снег. Самолет начал покрываться тонкой ледяной коркой, но две девушки продолжали полет. На крыльях своего маленького самолета они несли помощь нашим бойцам, попавшим в беду.

— Наташа, подходим к линии фронта, — сообщила штурман.

Впереди еле заметно засветились три оранжевые точки.

— А вон и костры, Нина, видишь?

— Да, мы вышли точно на них.

Наташа убрала газ и начала планировать. Штурман держала наготове концы веревок.

Высота — метров двадцать — тридцать. Костры под мотором. Штурман дергает за веревки, но ящики будто примерзли к плоскостям, не хотят падать вниз. Меклин разворачивается и снова заходит на цель. Реуцкая еще энергичнее дергает за веревки, а ящики лежат.

— Что же делать? — спрашивает летчица.

— Знаешь что, Наташа? Я вылезу на плоскость и столкну их. Другого выхода нет.

— Ты с ума сошла! Да тебя сдует с плоскости!

— Не сдует! Я буду держаться!

Реуцкая привстала с сиденья и перекинула ногу через борт кабины.

Наташа понимала, что штурман приняла правильное решение, но она понимала также и то, что из-за одного неосторожного движения Нина могла сорваться и полететь вниз. Но ведь ящики-то надо сбросить!

И Наташа молча согласилась, уменьшила скорость и с огромным напряжением, с величайшей осторожностью стала снова заходить на костры. Оглянувшись, она увидела, как ящики от толчков отважного штурмана соскользнули с трапа. Нина перелезла на другое крыло. Наташа сделала плавный разворот и опять зашла на три огонька. На лбу у нее выступил холодный пот, руки онемели от напряжения: трудно пилотировать, когда знаешь, что малейшая неточность может стоить жизни боевой подруге.

Наконец все ящики были сброшены. Штурман села в кабину, и Меклин услышала по переговорному аппарату ее голос:

— Все в порядке, Наташа, можно лететь домой.

Они сделали еще круг над кострами. Видно было, как внизу бегали люди, махали руками, выражая, наверное, радость и благодарность.

Обратный путь был тоже не легок. Повалил густой снег, небо и земля слились в одну серую, густую мглу. Пришлось пилотировать по приборам, а это не так-то легко на ПО-2.

Еле нашли свой аэродром. Мобилизуя все свое внимание, Наташа зашла на посадку, плавно коснулась лыжами укатанной снежной полосы, которая уже успела покрыться сырым, рыхлым снегом.

Едва зарулили они на стоянку, как к самолету подошла инженер по вооружению, с нетерпением ожидавшая их прилета:

— Ну как, девушки? Легко сбросились ящики?

Наташа смертельно устала. Теперь, после пережитого волнения и огромного напряжения, все тело ее расслабилось, хотелось покоя, и не было, кажется, сил даже шевелить языком. Она односложно ответила:

— Ваша веревочная система не сработала. Нина вылезала из кабины. Сталкивала ящики руками. И ногами.

Понимая состояние девушек, инженер молча отошла от самолета.

* * *

Наташа Меклин была достойным знаменосцем полка. Об этом красноречиво говорят боевые ордена и медали, которыми она награждена. Об этом говорит Золотая Звезда Героя Советского Союза. Она получила эту высшую награду 8 марта 1945 года.

А через два месяца кончилась война. К этому моменту у Наташи на боевом счету было девятьсот восемьдесят два вылета. Она немножко жалела, что ей не удалось «сравнять счет».

— Ничего, — сказала ей Ира Себрова, — ты вполне свела свои счеты с фашистами, с лихвой отомстила им за свой разрушенный Киев.

Девятьсот восемьдесят два боевых вылета сложились в подвиг, который совершила Наташа Меклин в годы Великой Отечественной войны.