Мой юный читатель, много раз мне приходилось писать предисловия к своим книгам, разговаривать со своими читателями на встречах, но никогда раньше я так не волновалась, как сейчас, ведь возраст ваш самый завидный. Мысленно я возвращаюсь к своим истокам. Они — эти истоки — там, где горы, как подпорки под крышею, стоят веками, неся на своих твердых и могучих плечах капризное, изменчивое небо. Там, где в ясный, солнечный день, когда призрачно и бирюзово дрожит небо, аксакалы угадывают по полету ласточек, по тревожной суетливости муравьев, что до грозы подать рукою. А гроза — какая радость! — когда она гремит и сверкает, льется теплый дождь, и я, подпрыгивая, бегу вниз по каменистым кривым улицам аула. Травы и цветы, оживая, счастливо купаются, и, прилипая к спине, тяжелеют мои косы, удлиняется мое бязевое платье. Забываю, что я маленькая девочка, и то становлюсь травинкой, то желтоглазой ромашкой, то дождиком, льющимся с невидимых высот. Возвращаюсь к себе тогда, когда, как бы одним концом опираясь на горы, а другим на мое плечо, встает над землею, разделяя небо пополам, семицветная радуга. Смотрю очарованно до тех пор, пока не становлюсь одним из ее цветов. Я выбираю голубой, вернее, бирюзовый, он и остается до сих пор моим любимым цветом. Сколько легенд и преданий я слышала о радуге — одна красивее и содержательнее другой. Каждая аульчанка, которая оказывалась около меня, когда радуга сияла на небе, рассказывала свою легенду, а любимой легендой моей бабушки была...

Говорят, человек в своей жизни должен пройти через каждый цвет радуги. Если он впитает в себя эти семь чудес, то никогда не собьется с пути. Каждый из семи цветов придаст определенные черты характера. Красный — трудолюбие. Оранжевый — веру в жизнь, в то, что она прекрасна. Желтый — ненависть к врагу, который нарушает мир твоего очага. Зеленый — умение дружить и ценить эту дружбу. Голубой — любовь, которая движет миром. Синий — мужество, без которого жизнь человека станет никчемной. Фиолетовый — патриотизм, умение защищать и отстаивать свою Отчизну. И если все эти черты характера есть у человека, то над ним всегда радужное сияние, а поднимается оно из сердца.

Ночами я мечтала овладеть этими чертами характера, впитать все семь чудес в свою кровь. И мысленно видела над собою радужное сияние, поднимающееся из моего сердца.

Прочитав мои стихи, ты, наверное, мой дорогой читатель, подумаешь, что хорошо знаком с моей рукой. Мысленно представишь меня легко выводящей строку за строкой, и рука эта будет белой и гладкой. А я, мой друг, иная...

С детства вставала я с петухами при первом смутном проблеске небес, а мать моя еще затемно в поле уходила, ведь в нашем доме было четверо сирот. И я — самая старшая среди них.

Едва открыв глаза.

Брала я в руки

Шершавое, как грубое рядно.

Ведро пустое,

Чтоб скорой о дно

Прохладное

Забили звонко струйки

Горячего, парного молока.

Не так ли за строкой бежит строка

И заполняет чистую поверхность

Прохладного блокнотного листка?

Но я не сразу бралась за сосцы коровы, по пыльной шее гладила ее, чтобы она признала детских пальцев власть. Поставив ведерко с шапкой пены в комнату, выгоняла я корову в цветущие луга. «И собирала я добро коровье», чтобы зимою в нашей сакле сохранить тепло родного очага. И шар между ладонями круглился, и на росистую траву коричневый кизяк ложился. Так, шар за шаром, и на каждом — отпечаток детских рук. А зимой кизяк ломался на куски, и плясало в очаге пламя, от которого и тепло и свет расходились по сторонам. А чтоб зря не пропадало пламя, я усаживалась около очага и латала сестрам платья, чулки. И бабушка наставляла меня: «Кривая строчка — это не беда, оттуда не вытечет вода, важно, чтоб тепло на божий мир из дырок не глядело». На этом пламени в сыворотке я кипятила наши сиротские лохмотья (во время войны сыворотка нам заменяла мыло). Ладони от тяжелого труда кровоточили и трескались, покрывались красною коркой. Но закалялась детская рука, грубея, заживала.

Руки, управляющие миром,

Руки, раздвигающие горы,

Руки, возводящие квартиры,

Руки, создающие моторы, —

Любо вы работаете, любо.

Молча вы работаете, да!

Почему же так крикливы губы,

Не трудившиеся никогда?

До войны у нас в самом ауле не было воды, и приходилось мне вместе с другими аульчанами таскать ее с гор. Туда с пустыми кувшинами шли легко, пусто он звенел за спиной, а обратно кувшин веревкой привязывали к плечам и крепили за спиной. И оттого что приходилось за день по многу раз ходить за водой, а воды нам требовалось немало (ведь мама из больницы еще брала стирать белье), у меня на спине образовалась рана. Смазывая эту рану костным жиром, бабушка говорила: «Вот видишь, и ты в строю, и ты маленький солдат», или: «Ты — большой палец в руке, когда она сжата в кулак; фронт и тыл — как живот и спина в человеке!» Эти слова вдохновляли меня. Я чувствовала частицу своего труда в тяжелом военном подвиге. Тогда в горном ауле и люди, и сама жизнь прививали детям любовь к труду и к родной земле.

Помню, однажды бабушка набросила на мои плечи голубой ситец с белыми горошинами: «Если ты сумеешь из него сшить себе настоящее платье, такое, чтобы из шва не вытекала вода, если заполнишь его, как кувшин, — тогда найдешь в кармане золотую иголку». И сейчас, вспомнив об этом, радость охватывает сердце. Ситец — голубой, как небо, а белые горошины — как звезды. Первое мое новое платье, мне раньше только из старья перешивали. Когда я вдевала в ушко иглы нитку, мне казалось: это лучик солнца. Но это — радость преждевременная. Скроила мне платье бабушка, а я начала шить. Показываю шов. «Не годится; между стежками пройдет всадник с конем», — говорит бабушка. Распарываю раз, два, три... И уже теряю счет. Пальцы мои исколоты, болят руки, ломит спину. День, ночь, неделя... Я впала в отчаяние. Но желание — найти в кармане золотую иголку и иметь, как мне твердила бабушка, свой почерк — брало верх. И вот настал день, когда мне разрешили пришить карманы. С дрожью в сердце я сунула руку, и — какое чудо! В руке золотая иголка. Не знаю, то ли бабушка заказала мастеру медную иглу, то ли смазала ее какой-то кислотой, но она горела на солнце...

Еще помню, как нас, маленьких детишек, собирал старик Ома́р-дада́ и вел в горы. Каждою весною он заставлял нас очищать дно родников, вытаскивать оттуда камни, а сам нам рассказывал героические истории каждой скалы и каждого родника, как за них в прошлые века дрались с врагом горцы, а родники и скалы получали имена этих героев. Я видела зримо, как совершались подвиги. Что-то светлое поднималось из самой глубины души, и оно связывало меня с этой землей, камнями, родниками.

В горах не любят многословия и учат молча слушать взрослых, уважать старших. А в детстве я любила говорить. Однажды мама прикрикнула на меня: «Хватит! Другого голоса в доме не слышно! Это я сама виновата, ведь, чтобы ты быстрее заговорила, я дала тебе выпить воды из скорлупы ласточкиного яйца, из которого уже вылупились птенчики. И вот: ты неугомонно чирикаешь!» Встревожилась бабушка, она достала из своего кармана белый камешек и положила мне в рот: «Когда захочешь сказать слово, пошевели языком этот камешек. Не забывай, что в горах слово сравнивают с водой и хлебом. Когда пьешь воду без жажды — она в тяжесть. Сытый не понимает вкуса хлеба. Когда тебя спросят о чем-либо — отвечай. Научи себя молча слушать. Вот как бывает: курица из всего мусора выбирает одно зернышко. Вбирай в свое сердце мудрости зёрна, они взойдут колосьями».

Первые дни я без конца катала камешек во рту. Он перекатывался по зубам то влево, то вправо, потом все реже и реже.

Дорогие мои юные читатели! Я думаю, что вы сможете понять мои мысли. Я очень хотела бы, чтобы хоть одно мое стихотворение проложило тропинку к вашим сердцам, помогло вам в радости и в печали. У вас сложный период в жизни. Ко многим из вас уже пришла любовь — самая магическая власть над сердцем. Любовь движет, строит и перестраивает. Любовь зажигает и ведет к подвигам.

А выбор профессии... Сколько сомнений, нерешительности! Стоишь, словно перед горой, у которой цепь вершин, — к какой из них идти? Народная мудрость гласит, что хороший план — цель. Это гора, на которой потом зажурчат ручьи, и станут, клокотать родники, и орлы свивать будут гнезда. Многим из вас Родина доверит охранять свои рубежи, и вы, сняв школьную форму, наденете военную. Вот где требуется и мужество, и лирика.

Не знаю, не мне судить, достигла ли я того, что хотела, обладаю ли я чудесами всех семи цветов. Но одно я знаю крепко: они проходят через мое сердце. Трудолюбие — я раб своего ремесла, все во мне подчинено, чтобы постичь тайны поэзии. Вера в жизнь так крепка и гибка, что каждый день я принимаю с таким восторгом, очарованием, как первую любовь. А если человек так любит жизнь, то разве он может спокойно относиться к тем, кто нарушает мирное небо, к тем, кто сжигает цветущие луга? Умею ненавидеть все зло. Ценю дружбу, чистую и ясную, принимаю друзей со всеми их недостатками и достоинствами. Любовь — это то чувство, которое делает меня сильной. Она колдовским волшебством ведет меня по жизни, каждый день полон подвигов.

Я уважаю людей за мужество. И оно нужно поэту, чтобы отстаивать свои права, принимать прекрасное, отталкивать ужасное. И наконец, я — патриот. В любой момент, если нужна моя жизнь Родине, отдам без остатка...

Иногда приходится слышать такие слова: «Я маленький человек». Нет маленьких людей и больших людей; есть маленькие и большие позиции, есть непоколебимое мужество, которое все тверже и сильнее становится, когда встречаются трудности и приходится преодолевать их. Есть слабости, когда человек и перед маленькой трудностью опускает руки.

«А как же стихи?» — подумаете вы. Стихи всходят колосьями из тех зернышек, что в детстве и юности я вобрала в себя, а иссякнуть мне не дают те семь радужных чудес: трудолюбие, вера, ненависть, дружба, любовь, мужество, патриотизм.