На Страсбургском симпозиуме рабочими языками были французский и английский. С благодарностью вспоминала я своих родителей, учивших меня английскому с малых лет.

...По-видимому, согласно доброму намерению энергичных, широко образованных организаторов симпозиума философский подход к проблемам сочетался с дискуссиями. Спор выходил в гущу современности, так сказать, из-под сени прекрасного Страсбургского собора с его как бы летящим сквозь века колокольным звоном.

Позитивные общественные тенденции проявлялись на симпозиуме в уважительных репликах по поводу мирных инициатив нашего государства. Дыхание современности было в сообщениях с только что завершенного — территориально по соседству со Страсбургом — международного кельнского конгресса «Интерлит-82»: было оно в рассказах о марше мира и об успешных демонстрациях единства с рабочими крупной автомобильной фирмы «Ситроен», требовавшими улучшения производственно-бытовых условий.

Часто рамки регламента докладчика раздвигались, спорный вопрос, что называется, сходил с трибуны в зал независимо от того, закончил или нет свой доклад тот или иной участник симпозиума. А потом докладчик включался в горячее оживление зала «круглого стола» независимо от того, занял или еще не занял своего места в президиуме симпозиума следующий оратор.

Словом, был столь необходимый в наше тревожное время обмен мнениями, часто прямо противоположными.

Так было и после моего доклада о нравственных критериях предвоенной и военной советской, молодежи.

Реплика из зала:

— За нынешнюю международную напряженность ответственны как США, так и Советский Союз!

Докладчик:

— Не Советский Союз рассматривает всю Европу как новый Верден! Не Советский Союз утверждает возможность ограниченной термоядерной войны. Не Советский Союз затеял размещение ракет в Европе!

Председатель:

— История свидетельствует, что потом каждая сторона предоставляет убедительные доказательства, что не она развязала войну!

Докладчик:

— Термоядерная война без «потом»!

Эти мои слова неожиданно для меня в тот день завершили спор.

...Никогда не знаешь, в какой момент жизни зарождается стихотворение, даже поэма.

Моя поэма «Отсек живучести», написанная в 1983 г., началась в июне 1982 г. в Страсбурге от услышанного там (произнесенного по-русски французом — ветераном второй мировой войны) термина «отсек живучести».

«Отсек живучести» — название

Из терминов подводной лодки,

Где нет рассветного сияния,

Немыслим даже день короткий,

...Веками формула искомая

Толпой, мятущейся нелепо —

«Отсек живучести», из коего

Есть выход под крылатость неба;

Веками формула искомая

В нужде, подавленности, горе —

«Отсек живучести», из коего

Есть выход на крылатость моря...

Одолевай унынье рабское,

Ищи просвет в завесе хмурой!»

Так размышляла я, карабкаясь

Вослед за Настей и за Юрой,

За капитаном, пригласившим нас

Войти вовнутрь подводной лодки.

Мы еле втиснулись в насыщенность

Приборов, электропроводки,

Торпед, моторов, коек узеньких.

Мы — в жерле современной сказки,

Мы — в мире добровольных узников

Пучин морских и океанских;

В нем есть возможность превращения, —

В ответ на вызов в наглом стиле, —

В подлодку гневоизмещения,

Беспрецедентного по силе!

Творение эпохи сложное

Детишкам было как находка.

И Юра восклицал восторженно:

— Вот это да! Вот это четко! —

Я размышляла, что тревожная

Эпоха: к бою подготовка.

А Юра восклицал восторженно:

— Вот это да! Вот это четко! —

И показалось мне, что в мальчике,

В его еще цыплячьем теле

Мерцает ядрышко горячее:

Стремленье утвердить на деле

Непререкаемую логику

Железа, а не манной каши,

Извечное стремленье к подвигу,

Присущее Отчизне нашей.

Из порта мы вернулись запоздно

Под кров уже привычной дачи.

Детишкам день казался радостным,

А мне он виделся иначе;

Без легких обещаний милости

Несчастным племенам земным.

...Любые беды можно вынести,

Но только не было б войны!

В одной из дискуссий, сошедших из президиума симпозиума в зал, а потом в университетский кафетерий, здорово подвела меня своей, мягко говоря, бесцветной игрой наша футбольная сборная. (Репортажи с первенства мира по футболу заполняли в те дни во Франции газетные полосы, эфир, экран телевидения.)

Вопрос:

— Вы только что говорили, что главное достижение вашей страны — формирование нового человека. Игра ваших футболистов опровергает ваши слова!

— Всегда и везде есть разные люди, нельзя обобщать, — вяло возражала я, уйдя (по примеру нашей футбольной сборной!) «в глухую защиту».

Все же я вспомнила и напомнила собеседникам о героическом «матче смерти» футболистов киевского «Динамо» в годы фашистской оккупации. (Они могли сохранить себе жизнь в случае проигрыша; они выиграли — и были казнены.)

— Ваш доклад был о прошлом, и сейчас вы говорите о прошлом, а нас больше интересует современность! — возразили мне.

— Я назову типичных современных советских людей!

— Легко догадаться, кого вы назовете в качестве лучших! (Последовало несколько известных всему миру имен.)

— Нет, я сейчас не собиралась их называть. Я имею в виду людей поколения, идущего вслед за моим. Людей, которые моложе меня на 10—15 лет.

— Кто же это, например?

И я с ходу, без подготовки (так сказать, по вине наших футболистов!) рассказала то, что, слава богу, пришло на ум из биографий нескольких человек, выросших на глазах моего поколения.

Вопрос ко мне, оказавшийся последним:

— Какая же, по-вашему, главная положительная черта тех, кого вы считаете новыми людьми?

Мой ответ, оказавшийся заключительным:

— Действенный оптимизм, несмотря на угрозу термоядерной войны. И несмотря на многие недостатки нашей современной жизни... Кстати, и недостатки, и способы их преодоления, формы протеста против чего-либо у нас одни, у вас — другие. Вчера на Кафедральной площади я видела граждан, протестовавших против угрозы термоядерной войны с песнями, со смехом, со слезами и со швырянием своей одежды в костер. Можно и в другой форме протестовать.

На этом спор оборвался.

И было так еще несколько раз — например, после интереснейшего доклада о милитаризме и пацифизме одного доцента Марбургского университета, видного журналиста, — когда при упоминании угрозы термоядерной войны спор будто с размаху наталкивался на мрачную преграду и замирал.

Такие мгновения затишья появляются, мы знаем, на массовых собраниях, на митингах — перед принятием решения.

На Страсбургском симпозиуме не предусматривалось никаких резолюций. Однако, насколько я поняла из общения с его участниками, многие принимали личные решения. Пусть совсем не масштабные, но, как говорится, перспективные. Вот несколько таких решений.

Английская писательница, автор недавнего бестселлера «Война одного ребенка»:

«Я решила по возвращении домой стать членом антивоенной женской организации, в одиночку очень трудно добиваться чего бы то ни было!»

Известный французский ученый, прочитавший на симпозиуме глубоко содержательный доклад о динамизме и напряженности в жизни современной молодежи:

«Да, я слышал о ваших ученых, деятелях антивоенного движения. Да, конечно, интересно было бы ближе познакомиться с ними».

Молодая канадская поэтесса, студентка французского университета:

«Я твердо решила поехать в Москву, встретиться с вашими писателями!»

Студент из ФРГ:

«Я хотел бы через вас попросить писательницу, о которой вы говорили, прислать мне ее книгу о жене Пушкина».

Несколько лет назад на VI съезде писателей СССР и на писательских активах уже цитировались некоторые важнейшие идеологические положения из докладов товарища Ю. В. Андропова. Например, о том, что идеологическая борьба — это спор между двумя социальными системами о наилучших путях достижения прогресса человечества. Думается, что сейчас этот тезис приобрел еще большую значимость.

Из общения с участниками Страсбургского симпозиума у меня сложилось впечатление, что предполагаемое посещение Советского Союза каждый из них рассматривает не как туристскую поездку, а прежде всего как возможность продолжения дискуссий.

Спор, идеологическую борьбу действительно надо продолжать вопреки любым преградам, в том числе вопреки угрозе термоядерной войны. Ибо как раз свободный спор, откровенная дискуссия могут отодвинуть эту главную, самую страшную угрозу.

...Разумеется, личные встречи, международные форумы — далеко не единственная возможность вести плодотворные дискуссии. Главное средство нашей идеологической борьбы — наши книги.

В постановлении ЦК КПСС «О творческих связях литературно-художественных журналов с практикой коммунистического строительства» подчеркивается, что художественное слово было всегда острейшим оружием в борьбе за торжество марксизма-ленинизма, в идеологическом противоборстве двух мировых систем.

Сначала в Страсбурге, потом в Париже, а в декабре 1983 г. в Лондоне и Ньюкасле я убедилась в наличии серьезного препятствия для значительных произведений советской литературы осуществлять роль острейшего оружия в идеологическом противоборстве. Подавляющее большинство таких произведений фактически недоступно для зарубежных читателей, так как эти произведения не издаются.

К моему удивлению, участники симпозиума никогда и не слышали о многих крупных советских писателях.

...Главной достопримечательностью моей комнаты в страсбургском отеле «Гутенберг» был вид из окошка на фантастическую геометрию коричневатых, розоватых, красноватых черепичных кровель, соединенных под всевозможными углами; кажется, будто глядишь на сказочное царство царя Дадона!

Негде, в тридевятом царстве,

В тридесятом государстве,

Жил-был славный царь Дадон,

Смолоду был грозен он

И соседям то и дело

Наносил обиды смело…

А потом, помните, царь Дадон не выполнил клятвенного обещания, данного мудрецу, за что Золотой Петушок тюкнул клювом обманщика...

Сказка ложь, да в ней намек!

Добрым молодцам урок, —

заключил великий Пушкин 148 лет назад свою сатирическую антивоенную сказку.