Некоторые другие люди почему-то думают, что могут с меня что-то требовать, что я должна им обязательно уступить или что мне можно сесть на шею. Они явно этого не говорят, ничем не показывают, но это подразумевается во взгляде, в некоторых действиях, в словах... Они почему-то решили, что выше меня.

Мне открыла глаза на это моя мама. Она твердила мне, что я никому ничего не должна, когда я рассказывала ей о чьих-то подарках, одолжениях, помощи, которую я получила от кого-то и теперь должна быть вроде как благодарной... В юности у меня это доходило почти до абсурда.

Мне до сих пор кажется, что я должна отдаться мужчине за подарок (причем любой) и обязательно попытаться связать с ним жизнь. Если бы не мама с ее мудростью. Мама не прочитала столько книг, сколько прочитала я. Но в ней есть житейская мудрость. Возможно, у меня она тоже появится, когда я доживу до ее лет. Иногда кажется, что сколько бы полезных книг я не прочитала, умнее все равно не стану. И лучше тоже.

Однажды я прочитала в книге, что желательно поступать с людьми так, как тебе хотелось бы, чтобы поступали с тобой. Потом я нашла кошелек, в котором было тысячи две с небольшим, и что-то вроде визитной карточки.

Я решила его вернуть.

Когда-то давно я работала в одном нехорошем месте (на самом деле, место обычное, со сплетнями, ненавистью между коллегами и практически полным отсутствием работы). Возможно, я должна была вписаться в коллектив умением маневрировать между склоками и выходить из них победительницей, но я этого не умела и сейчас не умею. Тем не менее продержалась я там лет пять. Наверное, ничего не вынесла оттуда и ничему не научилась, кроме как впитала кусочек чьего-нибудь поведения или нескольких людей сразу (я люблю впитывать частички поведения: манеру говорить, ходить, иногда даже — думать; и потом это где-нибудь использовать). Вообще, создается впечатление, что я действительно там что-то забыла, в этом месте, и лет пять старалась найти, но так и не нашла.

Был у меня начальник. Обыкновенный такой начальник, как все — орал по всякому поводу, и без повода тоже орал. И делал, что хотел, конечно же.

Я была человеком не слишком далеким и немножко безвольным (только эти качества могли помочь мне продержаться в том месте так долго). Эти качества я и сейчас не совсем утратила.

Однажды начальник меня чем-то сильно обидел. Чем — не помню, но обида была тогда смертельная. Такая обида, от которой начинается истерика, от которой плачешь весь день и ничего не хочешь. Смутно помню, что я ушла на лестницу и проплакала там весь остаток дня.

И кто-то из коллег, кажется, обнаружил, что меня слишком долго нет на рабочем месте и попытался успокоить. Но подробностей я уже не помню. Помню мамину, опять же, мудрость, что это на его совести и что он будет обязательно наказан, и именно за обиду, нанесенную мне.

Не понимаю сейчас, что за странные обстоятельства заставили меня после такого остаться работать (если можно так выразиться) в этом месте.

Кажется, этот начальник на следующий день пытался загладить свою вину и для этого назвал мою должность как-то по-другому. Что нужно было понимать, как повышение.

А спустя некоторое время (месяц или два-три месяца, или меньше месяца, не помню) начальник погиб. Это было в мае. И погиб он страшно — в автокатастрофе, в чужой стране (был там в поездке на майские праздники), вместе с женой и довольно взрослой дочерью, ей тогда было лет 10 или 11. О гибели этой семьи даже показывали сюжет по телевидению.

Мистика (или не мистика?) произошла со мной в тот день, когда я узнала о гибели начальника. Новость эта дошла только спустя пару дней. Скорей всего, он уже был в том мире, куда попадают все умершие, и решал какие-то свои важные там дела.

Я заходила в метро. Около турникетов то ли только сейчас, то ли недавно, кто-то выронил кошелек. Кошелек как будто сам возникает у меня на пути — возникает под ногами, как по волшебству. Я знаю и помню вроде бы про мошенников, которые ловят глупых людей на такую приманку — взял кошелек, а потом пристают, что украл, и что денег было в кошельке больше и волокут тебя в милицию и пр. … Тогда в ходу были такие случаи и я про них слышала. Тем не менее никакие люди ко мне не пристали. Я повертела кошелек в руках и даже попыталась спросить у кого-то рядом, не его ли. Народу, как всегда, много. Помню, как мне никто не ответил и вообще на меня никто не смотрел. Почему-то запомнилась дежурная по станции, которая только что (или мне показалось?) смотрела на меня, но тут же отвернула свое лицо.

Кошелек явно предназначался для меня и меня заставили его взять.

Кошелек, вместе с содержимым, я вернула владельцу.

Вернула в этот же день, когда нашла, и когда пришла новость о смерти начальника.

Я позвонила по телефону в визитке из кошелька. Договорились встретиться где-то в центре, в обед. Я вроде бы это место знала, но, по привычке, заблудилась. Мы несколько раз созванивались по телефону с мужчиной — хозяином кошелька, и я говорила ему, что я где-то здесь, но где, не понимаю. И примерно в конце третьего телефонного звонка мне показалось в его тоне некоторое раздражение. Я понимаю людей, которые никогда не заблуждаются, всегда помнят все дороги, места, точнее — я могу представить их мысли, когда они встречают таких людей, как я. Потому что я могу заблудиться и в районе, где я живу. И даже в собственной квартире. Но у меня было твердое намерение вернуть кошелек. Чужого мне не надо. Я же хочу, чтобы со мной поступали так же, как я поступаю с людьми. И если со мной вдруг, когда-нибудь случится такое, я буду надеяться, что мне вернут потерянное. В конце концов, мы встретились, я вернула кошелек, и мужчина дал мне 400 рублей. Вознаграждение. Эту сумму я почему-то хорошо запомнила.

Скорей всего, хозяин кошелька мой порыв не оценил, вообще его вся эта ситуация раздражала, и эти 400 рублей были заряжены плохой энергией. Но я не могла ничего с этим поделать. И я особенно хорошего настроения после возвращения найденного не ощутила. Мне хотелось поскорее забыть все это.

Деньги из кошелька действительно предназначались для меня и я должна была оставить их себе. Но не оставила. Я вернула их, несмотря на раздражение, мои заблуждения в пространстве и общий плохой настрой всего этого события. Это была своего рода дорога к храму. Когда идешь к храму, на пути встают различные преграды, чтобы попутать и сбить с пути. Чаще всего, сбить с пути удается. Но в этот раз меня преграды не испугали.

Так вот. Этот кошелек — был выкуп. Выкуп уже умершего начальника за обиду, нанесенную мне. Очевидно, человек, который потерял кошелек, чем-то провинился, и его надо было так наказать, то есть у него можно было отобрать кошелек (не у бедной бабушки или у многодетной матери).

Погибший человек решал уже не земные свои дела: он пытался искупить даже такой незначительный грех, как слезы подчиненной.

Я отказалась от его выкупа. Я его не приняла.

Много позже где-то прочитала, что если на небесах за душу мужчины не захочет заступиться ни одна женщина, то душа мужчины низвергается в самый страшный ад. Конечно, мысль касалась более интимных отношений, между мужчиной и женщиной. Но смысл того выкупа такой же. Смысл выкупа — искупление греха. Я забираю кошелек с деньгами себе, а с души начальника снимается тот грех (не знаю, большой он или не слишком, по мере потустороннего мира), когда из-за его каких-то слов я рыдала, не переставая, целый день.

Мистика и в том, что я не понимаю, откуда у меня эти мысли. Я их не нафантазировала (хотя фантазировать я люблю). Я это просто поняла, примерно в тот же день, к концу его. Как будто кто-то вложил мне эти мысли в голову. Решили, что мне надо это знать. Потому что, с другой стороны, то есть со стороны не начальника, а тех, кто мне вложил эти мысли, — я должна была отказаться от выкупа.

Неясные мысли, что доведение меня до истерики можно было выкупить такой малостью. Немного обидно, самую малость. И здесь же — я выкуп не приняла и грех не снят с души умершего начальника, возможно, этот грех стал одной из решающих капель в море других грехов, за которые душа его упала в страшный ад. Все это меня не радовало, настроения не улучшало. Просто так должно было быть.

Я никому об этом не рассказывала. Меня бы не поняли. Смерть начальника не вызвала у меня особенных эмоций. Было что-то вроде: раз случилось, значит так надо. Кажется, мне жаль было дочку. Думала с ужасом: неужели это и все ее предназначение — дожить до 10 лет и погибнуть с родителями? И здесь же мысль: она погибла за какие-то грехи своего отца, вроде как наказание, ему... Но я ни в коем случае не сужу. Потому что не мне судить. Просто были такие... не мысли даже, а чувствования, осознания, догадки, которые практически невозможно облечь в слова... Так должно быть. 

4-5 января 2015 г.