Вход   Регистрация   Забыли пароль?
НЕИЗВЕСТНАЯ
ЖЕНСКАЯ
БИБЛИОТЕКА


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


Назад
Передвижная лаборатория

© Быкова Елена 1985

Шумит, шумит Псузаапсе.

Где хочешь, можешь вброд ее перейти, а грохоту на все ущелье, — говорит Клотильда Павловна.

Белоглазая бабка Варвара посадила нас ужинать.

А ты не смотри, что она такая, потому, как разгуляется, все на своем пути снесет. Оттого у нас здесь и не строятся, — говорит она.

Я так натряслась за дорогу, все тело побито, и так устала, что есть совсем не хочется.

Бабка ворчит:

Не чинитесь, ешьте, что подано, второй раз греть не буду.

Чаю выпью, пожалуй. Соблазняет стакан с медом. Протягиваю руку, чтобы взять его, но бабка, заметив мой жест, хватает стакан и уносит.

На губах Клотильды Павловны появляется чуть заметная улыбка:

Мы в ее власти.

В хате неряшливо, грязно. За окном оголтело и безостановочно лает собачонка. Визгливый, противный лай. Закроешь окно — духота.

Ничего не поделаешь, приходится терпеть. Мы считаем, что нам еще повезло. Жилья здесь нет. В палатке не лучше, и кто бы стал возиться с едой, — говорит она.

«В палатке лучше», — думаю я, но молчу. У меня свои задачи. Какое претенциозное имя Клотильда, несовременное, но ей подходит, чувствуется в ней заглушённое клокотанье. Под сорок, движения вкрадчивые. Глаза как у рыси, зеленые, раскосые.

В Москве меня предупреждали — вредная, но от нее многое зависит. Со мной Клотильда Павловна предельно любезна. Позаботилась даже о спальных мешках, хотя в ее обязанности это не входило. Мешки новые, поролоновые, на молниях, я таких еще даже не видела.

За двадцать километров от моря, от курорта — и такая глушь. Кто бы мог подумать?! Добирались сюда чуть ли не восемь часов. Часть пути машина шла прямо по руслу, против течения.

А дальше вверх. Кругом одичавшие черкесские сады, каштановые леса. И тишина. Деревья давно отцвели, но сладковатый аромат все еще стоит в воздухе. Редко попадается хутор — два, три двора, и опять никого.

Дороги, можно сказать, нет вообще. Представляю, как волокли нашу бедную передвижную лабораторию, во что превратили. Гордость моего шефа! Сколько мучились с ней, пока изготовили, и наконец — первый образец проходит испытания, как и положено, в жестких полевых условиях горного Кавказа.

Клотильда Павловна — химик. Она проверяет оснащение лаборатории и методы исследования природных вод. Ждут еще гидрохимика из геологической службы. Вдвоем они должны составить заключение о лаборатории.

Я прилетела из Москвы, чтобы получить акт о первых испытаниях. Это очень важно для моего института. Вколочено столько средств, труда. А дело действительно стоящее — передвижная полевая лаборатория, оснащенная современными методами анализа вод. Таких лабораторий нет.

Лаборатория доставлена сюда, в ущелье, из Сухуми, где ее монтировали, и я еще не видела ее.

Будем спать? — спрашивает Клотильда.

Попробуем.

Тушим керосиновую лампу. Бесовская собачонка надрывается.

Шумит, шумит Псузаапсе.

Только к рассвету угомонилась проклятая собачонка, как начала греметь, ворчать бабка Варвара. Затопила печь.

Пошли умываться к Псузаапсе. Холодная, зеленая, бежит быстро, дно просвечивает. Вошла в воду, оступилась, не заметила, как разрезала ступню. Выхожу. Клотильда ахнула и побледнела. За мной дорожка крови. Как неловко! Вечно со мной какие-то неожиданности. Она побежала, притащила йод, бинт. Глубокий, длинный порез. На ногу еле ступаю. Гоги появился, заспанный, небритый. Увидев меня — смутился.

Сейчас, сейчас. Я не знал, что у нас гости. Ай, ай, — сочувствует мне. Покрутился и убежал.

Клотильда Павловна с ним сдержанна, очевидно, как и со всеми.

Страшный лентяй,— говорит она ему вслед.— Ничего не хочет делать. Его прислали из Сухуми, как механика лаборатории. За эти дни, что мы здесь, намучилась с ним. Жалуется, что никакого заработка, все рвется домой. Даже запустить движок не умеет.

Может быть, не хочет?

Тоже возможно.

Ковыляя, иду с ней к лаборатории. Ее установили недалеко от берега, в тени огромных буков.

Страшно нагревается за день, нечем дышать. Кондишен никуда не годится, — заявляет она.

Зеленый металлический вагончик снаружи мне нравится.

Корпус очень тяжелый. Я была свидетелем, как лабораторию тащили сюда. Немыслимо, — говорит Клотильда.

Входим по лесенке внутрь. Чудо! От удовольствия меня забирает «лабораторный озноб», и сразу же хочется работать. Все есть, что нужно химику, — мойка, вытяжной шкаф, столы, полки, посуда. Приборы размещены, собраны, прилажены конструктивно и красиво.

Ничего не побилось в дороге? — спрашиваю я.

Почти ничего.

Вот видите!

Да, но если не включен движок, в шкафу нет тяги и невозможно работать.

Надо включать движок.

Гоги говорит, что расходуется очень много бензину.

«С Гоги мы договоримся», — думаю я.

Он появляется, легок на помине.

Ну как, калбатоне, нравится вам здесь?

Гоги побрит, на нем белая нейлоновая рубашка, узконосые ботинки.

Тебе не помешает твой наряд ремонтировать мотор? — спрашивает Клотильда.

А что его ремонтировать? У меня все в порядке. Запустить?

Вчера не в порядке, сегодня в порядке, — бесстрастно произносит она.

До вечера думаешь работать, генацвале?

Сколько надо, столько и будем.

Хорошо, хорошо.

Я привезла дополнительное оснащение — два вьючных ящика для новейших методов исследования. Разбираем их с Клотильдой.

Она хороший химик. Мгновенно все схватывает. В лаборатории уже вполне освоилась.

Сегодня наши должны привезти пробы воды — анализы начнем завтра. Весы не работают. Очевидно, после дороги.

Я сажусь за весы. Они демпферные, последнего образца, но наладить мне их не удается. Нужно полное бесстрастие, чтобы отрегулировать весы. А у меня его нет.

Несколько раз к нам заглядывает Гоги. Видя, что мы работаем, молча уходит.

В лаборатории нестерпимая жара, изнемогаю, но не показываю вида.

Может быть, на сегодня довольно? — спрашивает Клотильда. — Вы не устали? Как ваша нога? Пошли?

Гоги выключает движок.

Пусть отдохнет. Вечером дам свет. Я вижу, сегодня ты не сердишься на меня, — обращается он к Клотильде. — Ну скажи, генацвале, правильно я говорю? Хо! К нам гости. Слышите? Не тянет. На первой скорости работает. Не любят шофера сюда ездить. Такая дорога — смерть машине.

За шумом Псузаапсе ничего не слышу. Но ухо механика не ошибается, из-за поворота показывается машина. Она подъезжает к домику бабки Варвары. Клотильда Павловна и Гоги уходят вперед, а я с трудом тащусь за ними. И угораздило же меня поранить ногу. Темнеет.

Хальт! Хальт! — слышу за спиной немецкий лающий окрик. Не верю глазам. Светловолосый «Зигфрид» с опаленным солнцем лицом ведет под уздцы лошадь, откинув голову, шагает упруго, легко, за плечами рюкзак. Лошадь торопится к дому, во вьюках гремят бутылки, он сдерживает ее. Уступает мне дорогу.

«О, да там еще трое возвращаются из маршрута».

Подхожу к машине. Клотильда разговаривает с приезжим.

Знакомьтесь, — говорит она, — Игорь Леонидович из Алма-Аты.

Он любезно улыбается, жмет мою руку в своей широкой и мягкой руке. Клотильда Павловна, очевидно, уже рассказала ему обо мне. Весь он добротный, плотный и большой. Аккуратный, в широких штанах и светлых ботинках, какие носили лет десять назад.

Вот и наши подходят. Сейчас будем ужинать, — говорит Клотильда.

Обед не кормила, ужин угощает, — подтрунивает Гоги.

Тут же у палатки «Зигфрид» распрягает лошадь.

Это наши немцы-практиканты, студенты университета, — объясняет мне Клотильда. — Курт, сколько привезли проб? — спрашивает она.

Двадцать.

Молодцы! Вы расположитесь с ними в палатке, — говорит она Игорю Леонидовичу.

Бабка высунулась из хаты, маленькая, морщинистая, неприветливая.

Сколько же их понаехало... Где ж их теперь усадишь? Поди, все исть хотят.

Давайте ужинать на улице, — говорит Клотильда. — Гоги, сообрази, как лучше сделать.

Хорошо, хорошо, не волнуйся.

Бабка ворчит, громыхая мисками.

Сколько ж вас всего народу? Два Юры, два немца, — считает она, — приезжий, шофер, Гога да вас двое.

Сдвинули столы, расселись на лавках. Гоги пустил движок, ужинаем с электричеством.

Бабка Варвара разливает борщ без единой блестки. Только немцам заправляет его сметаной. Игорь Леонидович выложил на стол несколько помидоров, угощает:

Алма-атинские...

Моя больная нога — предмет разговоров. Каждый дает совет. Я вызвала общее сочувствие.

Клотильда Павловна, расщедрились бы на спиртик. Случай подходящий, нас столько собралось... — говорит Юра-младший.

Вы же знаете наши запасы, не хватит для работы, — отвечает она сухо.

Ну, а если начальство прикажет? Курт, Отто, как вы на это смотрите, шнапс тринк? — шутит он.

Немцы бесстрастно едят борщ.

Начальство приказать не может, — отвечает Юра-начальник. — Реактивы не в моем ведении.

Грузинская душа Гоги не выдерживает. Он исчезает и возвращается с домашним вином и домашним сыром.

Вино разливает по стаканам. Мы с Клотильдой отказываемся, да и Гоги почти не пьет. Шофер мрачно выпивает и уходит. Завтра ему чуть свет обратно. Оба Юры на несколько дней уезжают вместе с ним, на базу. У них отгул.

Ну и слава богу, — говорит Клотильда.

Хоть вина досталось и понемногу, но все повеселели.

Юра-начальник приносит сало, ловко нарезает его походным ножом уж слишком тонкими ломтями. Сало пожелтело и не вызывает у меня аппетита, а немцы уплетают.

Начальство разгулялось, — шепчет мне Клотильда. — Сало он хранит в сейфе, только для маршрутов. Наши геологи страшно скупой народ. В поле экономят каждую копейку, для жен, — неприязненно говорит она. — Понимаете теперь, почему у нас такой жалкий рацион?

Бабка Варвара подкладывает немцам в миски тушенку с макаронами, явно обделяя всех остальных.

Ешьте, ешьте. Главное, чтобы были сыты, — обращается она к ним.

Гоги перехватывает мой взгляд.

Большую политику делает бабка.

Очень благодарю, бабуся, — говорит Отто.

Он странно черен для немца, брови — сплошной чертой, как у черкеса.

Разговор идет на общие темы. Юра-младший раскраснелся, всех перебивает, ему хочется блеснуть эрудицией, и он бросается от музыки к наполеоновским войнам. Он развалился на скамейке, почти лежит, рассуждает. Клотильда наблюдает за ним с иронией.

Чрезмерно возбужден, дорвался до общества, — шепчет она мне.

В общем, славная баба...

Игорь Леонидович покидает нас, устал от пути и тряски. Немцы продолжают сидеть за столом с потрясающей выправкой и каменно молчат. Юра-начальник тоже неразговорчив и почти не улыбается. Он собирает документы, оставляет немцам на завтра задание на два маршрута, старшим назначает Курта.

Попили чай — и все расходимся.

Опять залаяла проклятая собачонка и не дает мне уснуть всю ночь.

Шумит, шумит Псузаапсе.

Просыпаюсь поздно. Клотильда не разбудила, пожалела. В лаборатории она и Игорь Леонидович. Он уселся за весы, налаживает.

Есть успехи? — спрашиваю его.

Пока никаких.

Клотильда делает анализы, наставила бутылок с пробами. Сегодня она какая-то другая, довольная. Не узнать.

Очень нагревается лаборатория, — жалуется Игорь Леонидович. — Не представляю, как в ней работать в условиях песков.

Придется устанавливать под тент. Вот и все, — говорит Клотильда.

Не знаю, не знаю...

Помогаю Клотильде работать по новым методикам.

Нас с вами приглашают завтра на пасеку. Поедем! — сообщает она заговорщицки, чтобы Игорь Леонидович не слышал.

Куда же я с ногой? Кто приглашал?

Володя, здешний лесничий. Это совсем недалеко. Нас довезут на тракторе. Поедем? — Глаза блестят. Видно, ей очень хочется поехать. — А вечером будем работать, хоть до утра, даже лучше, прохладней. Хорошо?

Поедем, — соглашаюсь я.

Мы задерживаемся опять допоздна и уходим все вместе.

По дороге Игорь Леонидович рассказывает про немцев:

Приглашают завтра в маршрут, к водопаду. Говорят, очень красиво.

Непременно идите. Если бы не нога, я бы обязательно пошла, — уговариваю его и думаю: «Очень хорошо, если он пойдет, будет удобно и нам удрать на пасеку».

Конечно, идите. Хорошие ребята, — подхватывает Клотильда.

Встали рано. Пьем чай, собираемся в лабораторию.

Игорь Леонидович внял нашим уговорам, ушел на рассвете в маршрут. У Клотильды настроение приподнятое. Перед зеркальцем приглаживает брови, красит губы.

Все невестишься... А срок-то твой давно вышел, — говорит бабка Варвара.

Разве срок когда-нибудь выходит... — урезониваю ее я.

Может, и твоя правда, кто его знает, — соглашается бабка.

В лаборатории что-то делаем, но в основном поджидаем трактор.

Клотильда сполоснула пол-литровую бутылку, наливает спирт:

Возьмем чекушку, угостим их.

(О, женщины! Вспоминаю холодный отказ в спирте Юре-младшему.)

Загромыхал трактор — заулыбалась, торопит:

Пошли, пошли.

Володя и Клотильда усаживают меня рядом с трактористом. Моя нога — мой постоянный козырь. А им приходится стоять сзади.

Трактор ревет, швыряет нас то вверх, то вниз, мы как в шторме.

Володя обнял Клотильду, держит, чтобы она не выскочила. Славный парень, естественный, ничего не строит из себя и не дурен собой.

Вид у Клотильды сияющий.

В общем, как мало нам, женщинам, надо!

Трактор накреняется так, что мы висим в воздухе, вот-вот перевернемся. Сердце замирает. Но гусеницы в прочном сцеплении с землей.

Заросли груши, чащоба, первозданность, спуск. Опять пересекаем Псузаапсе. Подъем, опять каштановый лес. Стоп. Приехали. Пасека.

Так вы действительно хотите поработать или так?.. — спрашивает Володя.

Да, да, конечно, хотим, полный трудовой день.

Ну, смотрите, — говорит он, — не заплачете? Матвеич, а ну встречай рабсилу!

Одутловатый низенький Матвеич в широкополой полотняной шляпе страшно похож на гриб шлюпик.

Чи работать, чи мешать? — спрашивает он.

Приехали вам помогать, — говорит Клотильда.

Ну тогда здравствуйте, если не шутите. Мед резать будете?

Несколько мужчин на пасеке окуривают ульи. Над каждым ульем черное облако пчел.

Вы им хоть маски дайте, их же искусают, — волнуется Володя.

Не болтай, чего не знаешь. Если пчелу не трогать, никогда не укусит. Зачем им маски — укус, он даже пользительный.

Мы заходим в домик. Душный запах меда, окна закрыты, жужжат пчелы. Соты с медом на лавках и столах. Их отжимает на центрифуге парень в тельняшке, крутит ее вручную. Рыжая струя меда стекает в ведро.

Берите ножи. Вот кипяток, кунайте. Разогреется нож — режьте соты. Чтобы рамки не нарушать. Мед сюда ложите, — объясняет Матвеич, — а рамки в ряд. Аккурат мед снимем, их обратно в улей будем ставить. Мед пробуйте, — угощает он. — Только он горький, потому не цветочный, а каштановый. Цветочный — тот много слаще и душистей.

Мы надеваем халаты и принимаемся за работу.

Вначале дело не идет, но постепенно мы осваиваем технику резания и входим во вкус и азарт.

Пчелы облепили мне лицо и шею. Но слушаюсь совета Матвеича, не отгоняю их, не делаю резких движений, и они не кусают. Даже приятно их нежное щекотание, они слетают с моих щек и, опять усевшись, шевелятся. А Клотильду они раздражают, и она надела маску.

Мы соревнуемся в резании меда. Нам то и дело подносят с пчельни новые рамки. Работа спорится. Теплый нож мягко срезает воск.

Удивительно держать в руках это чудо, налитое медом, тяжелое трехмерное кружево сот.

Мне становятся все более приятны прикосновения пчел, шевеление их на моих губах и щеках. Может быть, они ищут общения? Хотят что-то рассказать, поделиться? Но я, но мы — мы ничего не понимаем.

Я думаю, Володе не будет стыдно за нас, — говорит Клотильда. Это она говорит после того, как Матвеич нас похвалил.

Вы, девчата, нам крепко подмогли. Без вас бы мы сегодня не управились. Пчелы ведь такое дело, все вовремя надо, а теперь — в порядке.

Удивительное чувство удовлетворения от проделанной работы, главное — ощутим результат: ведра отжатого меда.

Нас приглашают обедать. Володя и тракторист тоже вернулись. Двое ребят с пасеки наловили форели. Живую, верткую, в красных пятнышках, ее бросают в кипяток.

Устраиваемся тут же, неподалеку от пасеки. Матвеич приносит медовуху, разводим спирт.

Мы с Клотильдой выпиваем вместе со всеми, и нам становится весело. Смеемся и шутим.

Обратная дорога на тракторе уже не кажется такой рискованной. На этот раз на нем уместились все, кто работал с нами. Володя опять сзади, охраняет Клотильду.

В лабораторию возвращаемся засветло.

Гоги весь день отдыхал, а сейчас возится с мотором. Встретил миролюбиво. Дарим ему мед.

Ара, ара, зачем так много.

Заработал движок, продолжаем анализы. Нам необходимо поднажать, потому что завтра будут уже новые пробы.

Яркий свет привлекает насекомых. Мохнатые бабочки ударяются об окна, в приоткрытую дверь налетают тучи крылатой мошкары. Душно, но дверь приходится закрыть.

Стучится и заходит Игорь Леонидович. Осунулся, загорел, вид бодрый, помолодевший.

Превосходная прогулка! — рассказывает он. — Я не ходок, мне трудно было. Но немцы замечательные ребята, такие внимательные, настоящие товарищи... Дивный водопад. Сделал много снимков.

Он предлагает нам помощь, но мы отпускаем его отдыхать.

Продолжаем работать. Опять стук в дверь. Появляется Володя, а с ним двое ребят с пасеки. Володя совершенно трезв, те в сильном подпитии.

Парень в тельняшке, отжимавший мед, молчит, а другой привязывается ко мне:

Ну подари мне любовь на один день.

Уговариваем его, смеемся, а он свое:

Ну очень тебя прошу, подари.

Оставаться в лаборатории бессмысленно. Все вместе уходим. Гоги с нами, как мой телохранитель.

Клотильда и Володя отстают от нас.

Ну подари, что тебе стоит, на один-то день, — всю дорогу жалостливо повторяет парень.

Оставляю их и вхожу в дом. Бабка уже спит. Не зажигаю свет. Открываю окно — душно.

Шумит, шумит Псузаапсе.

Игорь Леонидович отрегулировал нам пламенный фотометр. Ну что за молодец! И у Клотильды теперь отлично пошел спектральный анализ. Но Гоги разобрал мотор, и потому сегодня нам в лаборатории делать нечего. Немцы отдыхают после второго маршрута. Сидим все на улице у стола.

Клотильда Павловна переписывает для себя привезенные мной инструкции.

Я захватила с собой из Москвы работу и сейчас пользуюсь случаем ее доделать. Счетной линейки нет, а надо построить логарифмические кривые.

Курт и Отто помогают. Принесли справочник. Мгновенно вычислили логарифмы. Как они ловко чертят. Ну и хватка! Мои кривые готовы. Без лекала они вычерчены лучше, чем в нашем картбюро.

Бабка Варвара приносит свежий фундук, кладет нам на стол, много.

Развлекитесь, пощелкайте.

Наконец-таки наладил эти проклятые весы, — удовлетворенно сообщает Игорь Леонидович, подсаживаясь к нам. — Теперь можно взвешивать.

А я и так все взвесил, — улыбается Гоги, — всех и каждого. А вот расставаться жалко...

Прошла неделя, скоро уезжать, и не хочется, уже привыкла здесь, даже к мерзкой собачонке, сплю по ночам. Так все и разъедемся... Наша жизнь — передвижная лаборатория.

Утром бабка Варвара помогает мне умыться, поливает из ковша.

Молочка налить? — спрашивает она. — Ты не смотри, что я все лаю. Это так, пустое. Вот, думаю, внучат заберу к себе. Дочь у меня непутевая, неустроенная. А двух сынов убили в войну, помоложе наших немцев были. От этого все и идет.

Эта неприветливая бабка, вырванная войной из своего тихого Полесья, с трудом прижившаяся здесь, на стыке двух стихий — земли и воды, карабкается по склонам, собирает каштаны для колхоза. На ее черном сморщенном лице выцветшие глаза смотрят как две белые раны. И руки черные, узловатые, как клубни. И все-то она понимает.

Плетусь к лаборатории. Там Клотильда и Игорь Леонидович составляют заключение — положительное. Лаборатория прошла первое испытание.

Солнце уже высоко. Прогрело травы, и пахнет мятой и еще чем-то терпко и сладко. Шумит Псузаапсе, и ущелье манит вглубь. Леса сбегают с гор и тоже манят, и так бы хотелось куда-то идти, далеко, и жаль, что у меня такая неудача с ногой и никуда не двинешься.


© Быкова Елена 1985
Оставьте свой отзыв
Имя
Сообщение
Введите текст с картинки

рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:




Благотворительная организация «СИЯНИЕ НАДЕЖДЫ»
© Неизвестная Женская Библиотека, 2010-2024 г.
Библиотека предназначена для чтения текста on-line, при любом копировании ссылка на сайт обязательна

info@avtorsha.com