Вход   Регистрация   Забыли пароль?
НЕИЗВЕСТНАЯ
ЖЕНСКАЯ
БИБЛИОТЕКА


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


Назад
Любимая моя Галина Сергеевна

© Карташёва Екатерина 2006


НЕЗНАКОМЫЙ КУМИР МОЕЙ ЮНОСТИ

25/ХІІ-49 г.

Впервые я увидела ее в начале этого учебного года в балете «Бахчисарайский фонтан». Я не очень была рада, что иду опять на балет, а не на оперу: балетов я видела уже несколько, а опер слушала только две — «Евгений Онегин» и «Борис Годунов». У нас было 3 билета, но папа решил не ходить, и мы взяли с собой своего соседа, совсем простого человека, рабочего. Я не знаю, что случилось со мной, когда в первом акте на сцену вышла Уланова. Но это было ощущение счастливого удара. Это состояние усиливалось с каждым ее выходом на сцену. Вот она играет на лютне, вот с такой тоской положила руку тыльной стороной на лоб, горестно бросилась на постель. А сцена с Заремой (ее танцевала Плисецкая; я раньше ее тоже никогда не видела), смерть, — такая выразительная рука на колонне, медленное падение, замирание еще живой Марией. Мне казалось, что я не в театре и что все это происходит не со мною. Мама тоже была потрясена; потом она сказала, что никогда не видела ничего подобного, хотя она смотрела былых звезд балета — Гельцер, Коралли, Балашову. И самое удивительное, что наш сосед, никогда не видевший ни одного балета и вообще не бывавший никогда в Большом театре, тоже все понял. Мама говорит, что когда она посмотрела на него в конце первого акта, у него было счастливое лицо.

В тот же день я увидела в антракте портрет Улановой, и мне очень понравилось ее лицо. Ее нельзя назвать красивой, но она такая милая, а главное, одухотворенная!

Я уверена, что Галина Сергеевна Уланова — замечательная, великая артистка!

Когда видишь ее в балете, забываешь обо всем и вместе с нею (я уверена в этом) переживаешь и счастье и горести героини.

Несмотря на то, что в «Бахчисарайском фонтане» совсем нет хорошей музыки, да и сам балет, надо сознаться, не самый лучший, всем он очень нравится. Все создает Уланова. Я видела уже нескольких очень хороших балерин Большого театра, и они прекрасно танцевали, у них прекрасная техника, но и только. А Галина Уланова танцует с таким чувством, с таким воодушевлением!

Я постоянно думаю об этом спектакле.

5/ІІІ-50 г.

После «Бахчисарайского фонтана» мы были 30/ХII на премьере «Красного мака» тоже с Улановой в главной роли. Балет мне очень понравился, и музыка Глиера, и постановка. Но главное, конечно, это Уланова.

Нисколько не хуже, чем в «Бахчисарайском фонтане»! Она так четко делает все движения, но это не главное. Главное — игра! Это тоже трагическая роль и так же потрясает. Переживаешь за героиню до слез, но испытываешь такое удовольствие в конце спектакля, что трудно описать! Мне кажется, что Уланова в этот раз волновалась, но это нисколько не мешает.

У меня есть книга об Улановой Богданова-Березовского. Там описана ее творческая биография, а в конце множество снимков ее во время танцев. Эта книга доставляет мне очень большое удовольствие, я ее постоянно смотрю.

Сейчас Уланова мало танцует, говорят, она физически очень слабенькая, — но только в жизни, не на сцене. Ей уже 40 лет (она родилась 8 января 1910 г.), но это совсем незаметно — так хорошо она танцует и так изящна ее фигура. Вся она очень музыкальна, каждое ее движение точно сливается с музыкой, или даже можно сказать, что оно вырастает из музыки.

На прошлой неделе мы взяли билеты на «Жизель» — это коронная роль Улановой. Но в последние дни она заболела, и танцевали Дудинская с Сергеевым. Мы (да и не только мы, но и все зрители) были огорчены. Балет мне очень понравился и понравился Сергеев, Дудинская же — нет, особенно сцена сумасшествия — это что-то неприятное, нездоровое, натуралистическое.

Судя по тому, что я слышала о Галине Сергеевне, она очень милый, добрый, хороший человек. Мамина гимназическая подруга Галина Николаевна вместе со своим мужем, академиком архитектуры Гольцем, встречалась несколько раз с Улановой и ее бывшим мужем — они с академиком Гольцем друзья со школы. Вот обе пары и бывали друг у друга в гостях. Галина Николаевна говорит, что Уланова человек очень глубокий и серьезный, очень доброжелательный и обязательный. Я рада, что это так. Судя по ее лицу, даже на сцене, она такая и есть.

8/IV-50 г.

С тех пор, как я писала, об Улановой, прошел месяц. За это время я видела ее четыре раза. Билеты доставать очень трудно: только на «Красный мак» нам билеты принесли, а на остальные спектакли мы занимаем очередь в кассу накануне дня продажи, отмечаемся несколько раз, иногда даже ночью, потом покупаем самые лучшие билеты, которые нам достаются. Заодно берем билеты на балеты, где она не танцует, их взять гораздо легче. Познакомились со многими ее поклонницами и поклонниками. Они с Улановой незнакомы, но ходят на все ее спектакли, а потом ждут у театра, когда она выйдет. Но мне кажется, что такими «поклонниками» быть стыдно. (Особенно если это относится к женщинам.) Не могу объяснить до конца, почему я так чувствую, но это как-то унижает и самих поклонников, и даже того, кому они поклоняются. В начале апреля мы видели Уланову в «Жизели». Не выразишь словами того впечатления, которое оставил во мне этот балет. Это совсем другой балет по сравнению с тем, что мы видели около месяца тому назад с Дудинской. В первой сцене Уланова танцует совсем беспечную, веселую и шаловливую, юную и счастливую девочку. (Мне иногда кажется, что она в жизни и есть девочка, только это глубоко в ней спрятано.) Потом в том же действии — полная противоположность — сцена горя, сумасшествия и смерти потрясает. Забываешь обо всем, невозможно сдержать слез. Плачет почти весь театр. Рядом с нами сидел седой генерал и тоже не мог сдержать слез. В антракте он сказал нам, что видел в «Жизели» Анну Павлову, смотрел Карсавину, а вот Уланову видит в первый раз — это потрясло его, как никогда и никто не потрясал. Последнее действие Уланова ведет совсем по-новому. Создается полное впечатление, что это не человек, а что-то бесплотное, это — душа. И все же и здесь она любит. У Жизели любовь сильнее смерти. Чтобы это показать, нужно самому пережить многое, самому уметь любить.

Вначале после спектакля Г. С. Уланова даже не кланялась, не реагировала на поднявшиеся бурные аплодисменты: очевидно, что она очень переживала свою роль, при этом я просто чувствую, что это не игра, что это искренне. А как замечательно она кланяется, совсем не так, как другие: она не приседает с прямой спиной, а нагибает голову и спину, при этом на лице у нее появляется благодарная, но смущенная и беззащитная улыбка. Затем я видела Уланову в «Медном всаднике». Это был наименее удачный спектакль. Танцы там совершенно не интересны, музыка не дает образа Параши. Пушкин же вообще только говорит о ней, не давая никакой характеристики, поэтому трудно для балерины создать образ. Хотя музыка мне очень понравилась. Кроме того, Галина Сергеевна, я уверена, была в тот день нездорова: иногда, даже стоя в стороне, когда ее никто не видел, она вытирала пот со лба. И все же она танцевала гораздо лучше, чем Стручкова, которую я видела в той же роли раньше. В последней же сцене, где Евгению чудится его Параша, Уланова опять показала себя великой артисткой [Спустя 45 лет мы обсуждали этот спектакль с Галиной Сергеевной. Конечно, она не помнила, была ли она действительно в этот день больна, но сказала: «Наверное, это так и было». И добавила: «Там негде развернуться и очень трудно проявить себя. Главное в этом балете — река».].

Три дня тому назад я видела Галину Сергеевну в «Золушке». Она была чудесна, очаровательна по отношению к окружающим, потом очень счастлива, точно впитывает в себя окружающий ее мир [В 1994 г. Галина Сергеевна как-то сказала, когда мы говорили о ее ролях: «Вот только «Золушка», наверное не так понравилась? Это ведь не трагическая роль!» Я возражала, а придя домой, прочла ей по телефону этот отрывок из дневника.].

А вчера в Доме ученых Уланова танцевала «Умирающего лебедя» в концерте. Мы опаздывали к началу и, проходя через вестибюль, увидели толпу, дожидавшихся ее людей. Но она приехала не к самому началу концерта. Как потом выяснилось, большинство пришло только ради нее, поэтому не приходится говорить о том, как ее встречали. Танцевала она с большим чувством, и создавалось полное впечатление девушки-лебедя, которая, оказывается, умирает не потому, что она смертельно ранена или больна, а потому, что не может вынести душевных страданий. Я поняла это только вчера, хотя до этого видела в этом концертом номере и других балерин; очень хорошо его исполняет Плисецкая, только, оказывается, никакой это не лебедь, и душевный слом здесь ни при чем.

Очень приятно, что Уланова, в отличие от других, на вызовы выходила вместе с аккомпанировавшими ей пианистом и виолончелистом. В этом концерте Уланова должна была танцевать «Элегию» Рахманинова. Это ввело всех в заблуждение: думали, что она будет танцевать еще раз. Иначе многие после ее номера ушли бы вниз дожидаться ее выхода. Очень хочется увидеть ее не только на сцене, но и в жизни, но подождать ее мне что-то мешает, хотя в Доме ученых мне это сделать было бы очень легко: я здесь постоянно бываю с 10-летнего возраста, т. к. мама член дома со дня его основания, и я здесь все и почти всех знаю. Раньше мне казалось, что глупо увлекаться артистами, а теперь я сама очень сильно увлекаюсь Галиной Сергеевной Улановой. Но она так сильно отличается от других; так стоит выше на целую голову — своим интеллектом, своей силой духа, своей одухотворенностью, — все это ощущается во время ее выступлений от партера до самого верхнего яруса. Единственное, что у нас есть настоящее в классическом искусстве, — это балеты в ее исполнении. Хотя бы немного разбираясь в балете и видя ее, ею невозможно не увлечься. Все люди, близко знакомые с нею, говорят о ней как о человеке очень хорошо. Я думаю, что и у нее есть свои недостатки, но все же я никогда не встречала такую чудесную женщину: одновременно великую артистку и очаровательного, милого и умного человека.

13/VI-50 г.

Чудная, проникающая в самую душу музыка звучит по радио, мне хочется смеяться и плакать, мне хочется ликовать, петь так, чтобы меня было слышно во всей Москве, мне хочется танцевать под эту чудесную балетную музыку. Это — лучшая часть балета Глиера «Медный всадник». Каждый звук так хорошо известен, так близок сердцу. Я представляю себе быструю, нежную Уланову — Парашу, которая со счастливой радостной улыбкой кружится, точно светлая, чудная мечта. Ее движения поют, кажется, она летит плавно, грациозно. Я уже писала, что эта роль наименее удачна у Улановой. И все же, вспоминая тот спектакль, я вижу, как она чудесно танцевала. Она танцевала здесь лучше, чем другие балерины в своих «коронных» ролях.

Недавно я видела Уланову в первом действии «Красного мака», увидела случайно, издали в парке культуры и отдыха имени Горького. Дело в том, что Большой театр закрылся на ремонт, так как готовился отмечать свое 175-летие, и вот «Лебединое озеро» и «Красный мак» идут в Парке Культуры. В «Лебедином» Галина Сергеевна танцевать не будет, будет танцевать (и уже танцует) в «Красном Маке», только спектакли все время отменяются, потому что, как назло, лето пока очень холодное и дождливое.

19/VI-50 г.

Вчера я наконец-то увидела Уланову не на сцене. Несколько дней тому назад я пошла в Парк Культуры имени Горького, чтобы посмотреть ее еще раз в «Красном Маке» (билеты продаются довольно свободно). Но танцевала не она, а Чикваидзе, и я ушла, не дожидаясь конца первого действия, а вчера пошла снова, на этот раз все было в порядке — танцевала Уланова. Она танцевала чудесно, даже лучше, чем на премьере. Потом я стала выходить из театра через передний выход. Вдруг вижу, что многие направляются в ту часть Зеленого театра за сценой, где переодеваются артисты. Сначала я не хотела туда идти, так как это как-то неудобно. Потом подумала: «Я ведь к ней подходить не буду, она меня не увидит, я только взгляну на нее одним глазком и сразу же уйду». И я пошла. Впереди меня шли два солдата. Они спросили: «Где уборная Улановой», но им ответили, что ее нельзя видеть. Тогда они сказали, что хотят отблагодарить ее от всего полка. Их пропустили, а я пошла за ними. Точно в тумане я вошла в ее уборную. Она была уже в платье, без парика и кончала разгримировываться. «Товарищ Уланова!» — обратился к ней один из солдат. Она весело и просто рассмеялась. И все почувствовали себя так, словно она наша старая знакомая. Солдаты сразу оставили официальный тон, подошли к ней и просто сказали: «Галина Сергеевна!..» Я не слышала, что они говорили дальше, не слышала, что она отвечала. Слышала только очень нежный музыкальный голос. Может быть, ее не назовешь красивой, но никак нельзя и сказать, что она не красива, в лице есть что-то большее — одухотворенность и необычность, она ни на кого не похожа. Светлые волосы, довольно большие голубые глаза, нежная светлая кожа без румянца, светлые мягкие брови. Лицо очень выразительное, неожиданно открытое, милая, веселая улыбка. Она так просто держит себя, что чувствуешь себя рядом с ней очень хорошо, очень спокойно.

Когда я возвращалась из Парка домой, Галина Сергеевна проехала мимо в своей машине, это серенький «Москвич-401», № МН 61-52 [Когда спустя много лет я назвала ей номер этой машины, который она не помнила, она улыбнулась мне своей удивительной, к сожалению, такой редкой улыбкой, когда улыбаются не только глаза и губы, но каждая черточка лица.].

Говорят, что в будущем сезоне в Большом театре будет возобновляться «Спящая красавица» и что на этом настаивает Уланова. Вот бы хорошо! Я мечтаю увидеть ее в этом балете; хотя, конечно, если балет и пойдет, это еще не значит, что она будет в нем танцевать. Очень хочется увидеть ее еще в «Ромео и Джульете» Прокофьева и в «Лебедином озере». В этом сезоне она ни разу в «Лебедином» не танцевала, а «Ромео и Джульета» не шел весь сезон.

21/VI-50 г.

Удивительно, как мне повезло! Я так счастлива! Вчера я опять видела Г. С. Уланову, видела в жизни! Так близко, как можно только пожелать! И я любовалась ею, по крайней мере, не менее полутора часов. Вот как это было. Мы с мамой были вчера в Зале Чайковского на концерте артистов из Корейской Народной республики. Были певцы, музыканты и две знаменитые корейские танцовщицы. Я была уверена, что Уланова посмотрит их. Но почему именно вчера? Ведь они выступают несколько раз. Правда 18-го Уланова сама танцевала и не могла быть на концерте, 19-го она, конечно, была еще очень уставшей; но почему не 22, 24, не 28 [Потом Галина Сергеевна сказала, что на этот концерт ее попросили пойти и при этом надеть хотя бы медали лауреата Сталинской премии; она очень не любит надевать свои награды.]. И все же я чувствовала с самого начала, что она будет именно в этот день.

В первом отделении мы сидели на балконе 1-го яруса. Я искала Уланову в бинокль (до этого ни на одном концерте или балете я этого не делала). Может быть, я и видела ее, но не узнала: она сидела ко мне спиной в партере. В антракте мы решили перейти в партер: там было много свободных мест. Мы спустились в фойе, и вдруг мне показалось, что я вижу Уланову. Та же прическа, что на последних ее фотографиях, — плотный валик густых волос от виска к затылку и к другому виску; эта прическа очень идет ей. Светлые волосы, светлые глаза, светлая кожа, стройная фигура. Я сравнила ее с той Улановой, которую видела 2 дня тому назад в гримерной. В тот день она была еще не вполне разгримирована и выглядела несколько иначе. Кроме того, я тогда видела ее не в профиль. И я решила, что это все же не она, хотя интуитивно чувствовала, что это не так. Я подумала, что это какая-то другая, но очень значительная женщина. Светлый летний костюм с черными полосочками, разбросанными по всей ткани, был очень хорошо сшит и прекрасно сидел на стройной фигуре, белые туфли — лодочки, никаких украшений, почти никакой косметики, только губы слегка подкрашены. Я увидела на груди женщины три медали лауреата Сталинской премии. «Нет, — опять подумала я, — это не она», — ведь Уланова четырежды лауреат Сталинской премии, кроме того, все ее знакомые говорят, что она никогда не носит свои ордена и медали. Но почти сразу же услышала, как окружающие говорили: «Уланова». Многие называли ее очень ласково — «Уланчик». Другие же говорили: «Как она плохо выглядит». Меня кольнула обида за нее: они же не знают, что она танцевала только позавчера, да еще на открытом воздухе, наверное, было так холодно! Выглядела она действительно плохо: около глаз появились мелкие морщинки, под глазами синяки. Лицо было очень бледным. Но походка и движения были удивительно грациозными и легкими. Вот она повернулась в профиль, улыбнулась, увидев кого-то из знакомых, улыбнулась так просто и искренне. Потом она с кем-то поздоровалась. Я машинально проследила за ее взглядом и узнала Лепешинскую. Прозвенел звонок и мы пошли в партер, она тоже. Вот она снова увидела кого-то, подошла и стала о чем-то говорить. Потом села на свое место, которое оказалось недалеко от нас. Что было на сцене во втором отделении концерта, я не знаю. Но я ощущала покой и радость. Все время я смотрела только на нее, любовалась ею. Она с готовностью аплодировала, очень сильно, когда ей нравилось, а когда не нравилось, тоже аплодировала, немного меньше, видимо, из вежливости. Рядом с Улановой сидела балерина Большого театра Боголюбская в ярко-красном жакете. После спектакля Уланова выглядела лучше. Исчезли синяки под глазами, большинство морщинок разгладилось; все чаще появлялась на лице улыбка, которая так ее красит. К Улановой и Боголюбской подошел какой-то танцовщик, по-моему, это был Фарманянц. Они вместе вышли из Зала Чайковского на улицу, сели в машину Улановой и уехали. Маме она тоже очень понравилась, понравилась ее скромность, естественность поведения, ее обаяние, одухотворенность. Мама сказала, что она очень хорошо воспитана и этим выделяется среди других балерин. А глаза у нее оказались не голубыми, а светло-серыми, но это нисколько не хуже, потому что гармонирует с ее пастельной внешностью. Но глаза грустные. Еще я видела Уланову в адажио из второго действия «Лебединого озера». В этом сезоне я видела всех ведущих балерин Большого театра, кроме Головкиной, и не по одному разу. И никого нельзя сравнить с Улановой не только по игре, но даже и по технике: ни у кого нет такой легкости, даже невесомости, никто так четко и аккуратно не делает всех, даже второстепенных движений. И это несмотря на то, что техника не играет в ее танце главной роли: это только средство выражения и все. Позавчера моя учительница немецкого языка, к которой я хожу один раз в неделю, сказала, что знает Стручкову и что Уланова к ней очень хорошо относится. По-моему, она ко всем балеринам относится так же. О Стручковой она говорит, что никто не танцует лучше нее в «Золушке», а о Плисецкой — что она самая лучшая балерина. Впрочем, Уланова права, если принять во внимание, что себя-то на сцене не видит.

30/VI-50 г.

В субботу были на «Лебедином озере» в Парке Культуры и отдыха имени Горького. Танцевала Плисецкая. У нее замечательная техника, но не понято: где лебедь, а где девушка? Вот этого у Улановой не бывает. У нее любому ясно: вот это лебедь, а вот это человек. Нет, хоть и хороша техника у Плисецкой, но она мало переживает свои роли, мало игры.

18/VIII-50 г.

Вчера вернулись из Макопсе — это театральный санаторий работников искусства. Там было много балерин и танцовщиков из Большого театра, начиная от Плисецкой, Габовича, Гофмана, кончая кордебалетом и учениками из хореографического училища при Большом театре. Они здесь отдыхают каждый год, а вот Уланова сюда никогда не ездит. От знакомых Галины Сергеевны по Большому театру я узнала, что в этом году она отдыхала сначала на даче со своей мамой под Ленинградом, а потом в санатории «Узкое» под Москвою со своим мужем. Мне рассказали, что Галина Сергеевна очень любит своих родителей, очень внимательна и чутка к ним.

11/ІХ-50 г.

Повторяю: мне очень везет. Вчера я опять видела Галину Сергеевну. Я была в гостях у нашей знакомой из Макопсе — преподавательницы хореографического училища, бывшей балерины Большого театра Нины Борисовны Черкасской. Ее дом находится сразу за Большим театром, там живут его актеры, в квартире Нины Борисовны — Майя Плисецкая с матерью и братьями, Адольф Готлиб с женой — балериной Большого театра Музой Готлиб и другие. Когда я выходила, я увидела у последнего подъезда Большого театра огромную толпу, которая не давала мне пройти. Выбираясь, я вдруг увидела машину Улановой, полную цветов. Только я сообразила, что это именно ее машина, как раздались аплодисменты и вышла сама Уланова. Как всегда волосы аккуратно подобраны валиком, красный шерстяной жакет. Вдруг ее бледное лицо вспыхнуло, она улыбнулась. Чувствовалось, что ей неловко, хотя, может быть, и приятно. В руках у нее был еще один огромный букет цветов. Она с трудом пробралась к своей машине, села в нее, но ей не давали закрыть дверцу. Еще вынесли цветы. Наконец удалось закрыть дверцу, машина тронулась. Множество рук замахало ей на прощанье. Оказалось, она танцевала в тот день в дневном спектакле «Красного мака».

17/IX-50 г.

За последние дни я видела Уланову два раза (как приятно об этом писать!). Оба раза не на сцене и оба раза случайно. Мне точно кто-то помогает ее увидеть. В первый раз я выходила из Мосторга и увидела, что она садится в свою машину. Это было 12/IХ.

А вчера я ждала маму у филиала Большого театра: мы шли на «Алые паруса» с Пороховой. Вдруг рядом со мной останавливается серенький москвич с антенной и выходит Галина Сергеевна. Одета в тот же костюм, что и в Зале Чайковского. К ней подходит седой красивый человек и целует ей руку. Она слегка, но очень приветливо улыбается. Они вместе идут в филиал Большого театра. В обоих антрактах я, конечно, видела ее, любовалась ее удивительно грациозными и изящными движениями. И снова ощутила радостное спокойствие, которое всегда ощущаю рядом с ней и только с ней. Вес время к ней подходили разные люди. Со всеми она беседовала одинаково приветливо.

25/ІХ-50 г.

Мои радостные случайные встречи с Галиной Сергеевной продолжаются. 19 сентября я снова ее встретила. На этот раз на углу Плотникова переулка, в котором я живу, и Арбата. Я возвращалась из школы, а ее машина остановилась у светофора. Она, как обычно, сидела спереди справа. Одета была в красную накидку, которую я у нее уже видела. Когда зажегся зеленый свет, она уехала в сторону Арбатской площади. Теперь я знаю, что близко познакомлюсь с ней, но не скоро: когда ей будет 80-85 лет [Как ни странно, но это оказалось правдой: познакомились раньше, но близко — когда ей было 84 года.]. Очень долго этого ждать! Хотя, конечно, сейчас зачем ей со мной знакомиться. Я ей не могу быть интересной, ничего не могу для нее сделать, да и занята она очень. А так было бы легко это сделать: после Макопсе куча общих знакомых. Все к ней очень хорошо относятся, кроме одной единственной Ольги Константиновны Ходот, преподавательницы из хореографического училища Ленинграда. Она сама закончила его на 3 года раньше Улановой, была ученицей ее матери, к которой она очень хорошо относится, но Галину Сергеевну почему-то ненавидит, а почему — понять невозможно: ничего вразумительного она не говорит, когда я ее об этом спрашиваю. Недавно мне попались две открытки «Узкого». Так как Галина Сергеевна летом там отдыхала, я решила отвезти их и бросить в почтовый ящик ее квартиры — может быть, это доставит ей хоть маленькое и мимолетное удовольствие. Я очень боялась встретить ее случайно, хотя меня она и не знает. Она живет по адресу: Новослободская улица, д. 54/56, кв. 74. Дом и улица мне очень понравились; дом только недавно выстроен, улица прямая, широкая. Наверное, здесь когда-нибудь будет ее музей. На следующий день после того, как я встретила Галину Сергеевну в машине на Арбате, я сидела за столом напротив окна и готовила уроки. Когда я случайно взглянула на улицу, я вдруг увидела в Кривоарбатском переулке серенький «Москвич», очень похожий на машину Улановой. Номера не было видно на достаточно большом расстоянии. Понимая, что это не может быть ее машина, я все же взяла бинокль. Первую часть номера «61» я видела ясно, а вот вторая часть отсвечивала на солнце, ее невозможно было рассмотреть. Я сошла вниз. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что это ее машина. У ветрового стекла стоял небольшой букетик из темно-красных гвоздик с одной белой. Самой Улановой я не видела. Видела только, как вышел ее шофер и еще кто-то (может быть, его товарищ); они сели в машину и уехали. После этого я еще несколько раз видела ее машину на том же месте. Оказывается, здесь находится школа ДОСААФ.

29/ІХ-50 г.

Наконец-то сегодня мы увидели Уланову в «Ромео и Джульете»! Балет мне очень понравился. Уланова снова потрясла меня до самого сердца; я плакала. Как только знакомая изящная фигурка в золотистом одеянии появилась на фоне красного занавеса, у меня буквально заколотилось сердце.

Радостная и счастливая, еще совсем ребенок, Джульета — Уланова так искренне смеется, так шаловлива и весела! А потом масса замечательных сцен: и встреча Джульеты и Ромео (М. М. Габович), и ссора Джульеты с родителями, и — особенно мне понравилось — расставание в комнате у Джульеты, и сцена венчания, и сцена, когда она принимает яд, и сцена самоубийства. И все это так естественно! Я никогда не забуду этого, всегда буду помнить, как она бежала, стремительная и легкая, вся устремленная к Лоренцо. Когда я закрываю глаза, я все это вижу снова и снова, я не могу заснуть, и вот я встала и сделала эту запись.

8/Х-50 г.

Сегодня видела Уланову в «Золушке», а потом мельком, как она садилась в свою машину. Она была одета в серое пальто и черную шляпку с черной вуалеткой.

20/ХI-50 г.

У Галины Сергеевны большое горе — несколько дней тому назад у нее умер отец (по моим подсчетам, 15 или 16) [Позже я узнала от Галины Сергеевны, что это был инфаркт. Оба родителя умерли у нее рано — им было немногим больше 60; мама умерла в 1954 г. от инсульта.]. Я ей очень-очень сочувствую. Я бы все на свете отдала, чтобы утешить ее, если бы это только было в моих силах!

Незадолго до этого я видела Галину Сергеевну. Я так радуюсь каждой незапланированной встрече с ней! Я понимаю: это ведь наверняка небольшой период в моей жизни, когда я так часто вижу ее и на сцене, и в жизни! Я шла из Мосторга к кассам Большого театра, чтобы посмотреть новую программу. Повернув голову к служебным выходам из Большого театра, обращенным к Центральному Детскому театру, я сразу же увидела сначала ее машину с покрытым черной «попоной» из-за холода радиатором, а потом сразу же выходящую из двери театра Галину Сергеевну в черном пальто и в черной небольшой шляпке с черной вуалеткой. С ней вышли две молодые девушки. Галина Сергеевна села в машину; проехав совсем рядом со мной, машина остановилась, Галина Сергеевна вышла и, как мне показалось, направилась в метро. Но оказалось, что она идет не в метро, а в дирекцию Большого театра. Я еще не дочитала программу-афишу, как Галина Сергеевна из дирекции вышла обратно. Выглядела она на этот раз очень хорошо. Может быть, потому, что уже две пятидневки не танцевала и просто отдохнула. Те же девушки, которые вышли с ней из театра, подошли к ней и взяли ее под руки с обеих сторон. Она им улыбнулась; все трое направились к ее машине. Простившись с девушками, она уехала.

Сейчас я читаю книгу М. Сизовой о детстве Улановой «История одной девочки». Эта книга доставляет мне много радости. Вот что рассказала нам об истории возникновения этой книги одна преподавательница ленинградского хореографического училища, хорошо знающая Уланову и ее маму. Однажды Галина Сергеевна долго болела. К ней приходили многие знакомые и даже иногда незнакомые поклонники и поклонницы. Среди них была и Сизова. Галина Сергеевна рассказывала ей о своем детстве. Спустя некоторое время Сизова попросила разрешения написать об этом. Уланова, не думая, что из этого может что-нибудь выйти, разрешила. Когда же книга была написана и Галина Сергеевна прочла рукопись, она ей так понравилась, что Уланова позволила опубликовать ее [Потом Галина Сергеевна сказала мне, что Сизову привел Завадский. Когда я спросила ее, все ли в книге правда, Галина Сергеевна ответила, что не все, хотя она написана очень близко к тому, что было на самом деле. Например, не было никакого Марсика.].

22/II-51 г.

Очень давно не видела Галину Сергеевну. Она не танцует с 10-го января. За это время я посмотрела много балетов с другими танцовщицами, но ее ни разу не встречала. Но вот на днях с девочкой из моего класса мы ходили в Большой театр, чтобы поговорить с кем-нибудь: я придумала сделать стенгазету о Большом театре. В театр нас не пустили, а отправили в дирекцию. И вот по дороге туда я увидела, как Галина Сергеевна в черной меховой шубке и в белом платке вышла из Большого театра, села в свою машину и уехала. А газета потом вышла, я написала в ней статью о Галине Сергеевне с ее фотографией. Почему-то мне кажется, что когда-нибудь я напишу о ней статью в настоящую газету. Но вообще странно, что мне это кажется: я же не собираюсь становится журналистом.

28/III-51 г.

Вчера я снова видела мою любимую Галину Сергеевну на сцене — в «Бахчисарайском фонтане». Оказывается, она потому не танцевала с 10-го января, что в тот день в «Красном маке» опять повредила ногу. Но во вчерашнем спектакле это уже не было заметно.

На этот раз меня особенно поразила последняя сцена. У фонтана слез, воздвигнутого в честь Марии, склонился Гирей. И вдруг из-за фонтана плавно движется на пуантах Уланова. Нет, это не Уланова и она не движется по земле, это видение — видение Марии, и она низко летит над землей. Я вижу это совершенно ясно. Трудно поверить, что это живой человек. Кажется, через белое одеяние видны окружающие предметы, кажется, она прозрачна. И вот она исчезает, растаивает, рассеивается в воздухе. «Бахчисарайский фонтан» — одна из лучших ролей Улановой и одно из самых сильных художественных впечатлений моейжизни; я уверена: как бы ни сложилась в дальнейшем моя судьба, это останется во мне навсегда.

Сегодня Большому театру исполнилось 175 лет. Для празднования юбилея, которое будет проводиться в мае, выдвинут комитет со всего Советского Союза, в который входит и Уланова.

10/V-51 г.

3 мая я снова видела Галину Сергеевну в «Ромео и Джульете». И испытала то же потрясение, что и в первый раз. Мне нравится и музыка этого балета. Кстати, присутствовал Прокофьев; я его вижу уже не в первый раз, до этого видела на «Золушке». Глиер тоже часто приходит и на «Красный мак», и на «Медный всадник». Но оба они приходят только тогда, когда танцует Уланова. Вообще на ее спектаклях присутствует много знаменитых людей. Завадский ходит на каждый ее спектакль и остается, как и мы, до самого конца, до тех пор, пока она выходит кланяться.

Потом я видела Уланову в концерте в Зале Чайковского. Она танцевала самая первая и исполняла роль Одетты во втором акте «Лебединого озера», этот акт был показан полностью. Танец Улановой на этот раз казался совсем для нее необычным. Лицо ее, всегда отзывающееся на каждое чувство, на каждую даже самую маленькую, самую незначительную мелодию, было на этот раз совершенно неподвижным, ведь она изображала лебедя, который, по ее же словам, «хочет сказать, но не может». И странно, во всей ее фигуре появилось действительно что-то птичье. Лицо неподвижно, но из глубины глаз проглядывает страдание. На этом концерте выступали почти все ведущие балерины Большого театра, но самый большой успех имела Уланова. Ее вызывали без конца. После 28/V, когда пройдет празднование 175-летия Большого театра, Уланова уезжает во Флоренцию. Я думаю, что эта поездка будет для нее интересной, и я за нее очень рада.

2/VI-51 г.

27/V перед празднованием 175-летия Большого театра Уланова получила орден Трудового Красного знамени и звание Народной артистки СССР. Я счастлива. Одна из моих знакомых балерин Большого театра рассказала мне, что все предъюбилейные дни были суматошные, Галина Сергеевна несколько дней подряд возвращалась домой очень поздно — принимали делегации. Я смотрела по телевизору торжественное заседание и концерт, хотя на другой день у меня был экзамен по географии. Во время торжественной части артисты Большого театра сидели на сцене — женщины в светлых платьях, мужчины во фраках. Уланова была в белом платье без всяких украшений. В концерте она танцевала адажио из «Лебединого озера». А в ночь с 28 на 29 мая она улетела во Флоренцию. Вернется через две недели.

9/I-52 г.

Вчера был день рождения Улановой; 42 года. Она сейчас в Ленинграде. Бедный, милый Уланчик! Опять у нее несчастье: недели за полторы до Нового года умер ее муж. Умер от рака легких. Она за ним ухаживала. Как я ей сочувствую! Я бы согласилась все отдать, чтобы не было этого, чтобы она была счастлива. Боже мой, это несправедливо, — она и так много счастья дает окружающим своим талантом [И спустя 45 лет Галина Сергеевна считает эти дни одними из самых тяжелых в своей жизни. Миниатюрка из эмали с портретом любимого человека всегда была в секретере в спальне.].

Недавно снова была на «Красном маке» с Улановой. Потом видела ее в концерте, она танцевала вальс Шопена. Танцевала, как всегда, прекрасно. Но выглядела она очень плохо даже под гримом. Еще бы! Второй год подряд умирают близкие, родные люди. Ужасно, что я ничем не могу ей помочь.

15/VII-52 г.

Сейчас мне вспомнилось то место моего дневника, где я в прошлом году писала, что Уланова уехала во Флоренцию. Это был фестиваль «Флорентийский май». Она пробыла в Италии больше месяца и имела невероятный успех, больше всех, на втором месте после нее был Гилельс. Посмотреть ее приезжали из Франции, Испании, Англии, Норвегии и других стран. Я читала ее описание этой поездки [Через 40 лет Галина Сергеевна рассказала мне об этой поездке и еще о том, что позже Сол Юрок сомневался, приглашать ли ее в США — из-за того, что ей было 47.].

28/VII-52 г.

Вот уже восьмой день, как я нахожусь в Макопсе, уже третий год подряд. Люля Черкасова много рассказывает мне об Улановой: она ведь часто танцует вместе с нею — Зарему, Мирту — повелительницу виллис. Они даже переодеваются в одной гримерной. Люля очень любит Галину Сергеевну, называет ее Уланчиком; Галина Сергеевна даже иногда делится с нею своими делами. Людмила Константиновна даже сказала мне, что она собиралась приехать сюда к концу августа. Но я не верю; либо она не приедет, либо приедет тогда, когда нас уже не будет. Хоть бы немножко ее застать! Сейчас она лечится в Кисловодске. Если приедет, перед этим напишет письмо Люле, — это она ее агитировала добраться когда-нибудь до Макопсе [Она не приехала и вообще никогда не была в Макопсе, хотя желание туда поехать действительно было. Времени не было. И не хотелось отдыхать в своей повседневной среде.].

16/Х-52 г.

Недавно в третий раз видела Галину Сергеевну в «Ромео и Джульете». И каждый раз мне кажется, что она танцевала особенно хорошо. И на этом балете, и на «Жизели», и на «Бахчисарайском фонтане» я плачу. И ни на каком другом спектакле — будь это балет или драма. Я не плачу даже в Консерватории, где мы часто бываем с родителями. Но все лучшие симфонические концерты связаны у меня с Улановой, она словно тоже присутствует на них. Если мне хочется сделать что-нибудь плохое, ее образ, особенно ее серые глаза удерживают меня от этого.

14/ХІІ-52 г.

Галина Сергеевна уже месяца два в Китае. А многие говорят, что она больше танцевать не будет. Знаю, что это не правда, но все же становится страшно, — а вдруг так и будет.

4/1-53 г.

Вчера была на «Бахчисарайском фонтане». Уланова танцевала, как всегда, великолепно, но, несмотря на это, что-то было не так. То ли она была не совсем здорова, то ли у нее что-то происходит плохое. В первом акте она поскользнулась, но Люля Черкасова, которая танцевала Зарему, сказала, что ногу она не повредила. Но интуитивно я чувствую, что она не в порядке. Очень хочу ошибиться.

7/1-53 г.

Завтра у Улановой день рождения. Будет ли она справлять его? Люля говорит, что из театра никто никогда у нее на дне рождения не бывает.

9/II-53 г.

Недавно я видела Уланчика в концерте. Она танцевала «Ноктюрн» Шумана. Конечно, ее встречали и провожали бурными аплодисментами. Она была «в ударе». Даже повторила номер. И, как всегда, ее успех нельзя было сравнить с успехом никого другого. В этом году Уланчика избирают в Моссовет. Удивительно, что она согласилась: она старается как можно меньше заниматься общественной работой — это мешает заниматься своим основным делом.

19/II-53 г.

Вчера была на «Красном маке». Это я уже в четвертый раз вижу Уланову в этом балете, если не считать первого действия, которое я видела случайно.

Я наблюдала, как росла и утончалась эта роль в ее исполнении. Каждый раз я замечала новые детали и в танце, и в самом образе, маленькие детали, на первый взгляд незначительные. После возвращения из Китая Уланчик, конечно же, внесла в роль новое. Ну до чего же красивы ее костюмы, теперь уже настоящие китайские. Она была «в настроении», хотя иногда танцевала нервно, была возбуждена. Я плакала, когда убили Тао-Хоа. На вызовы она выходила с удовольствием, не была печальной.

13/VII-53 г.

В этом году я даже не знаю, где будет отдыхать Уланова. Я ее видела в последний раз перед экзаменом по химии — значит, 16 или 17 июня. Мы шли в политехнический музей и встретили ее на Дзержинской площади. Она была в очень красивом голубом платье. Как ей идет ее всегдашняя прическа — валик! Очень она изящная и трогательная. Голова, как почти всегда, слегка опущена, поэтому слегка сутулится. Кажется, что она боится, что ее кто-то увидит, узнает. Выглядела, к сожалению, очень неважно, хотя сейчас это понятно: ведь был как раз конец сезона и все в театре очень устали. Люблю ее по-прежнему и думаю о ней так же часто: все прекрасное связано у меня с ней, особенно любимая музыка. Галина Сергеевна снималась недавно в «Бахчисарайском фонтане».

Людмила Константиновна говорит, что теперь она, наверное, отдыхает под Ленинградом. Еще она сказала, что с мамой Галины Сергеевны было недавно плохо. Бедный Уланчик! Чего бы я только ни дала, чтобы все обошлось, чтобы у нее наконец-то опять стало все хорошо [Не обошлось. Галина Сергеевна потом мне рассказала, что у Марии Федоровны был инсульт, она была парализована и потеряла речь; год пролежала в больнице в Ленинграде и умерла. Галина Сергеевна все время ездила к ней из Москвы: забрать ее было нельзя.]! Еще сегодня девчонки из хореографического училища сказали, что Улановой предлагали стать директором училища, но она отказалась.

26/ХІІ-53 г.

Сегодня я занималась алгеброй с Галкой Юдиной [Ученица хореографического училища из того же класса, что и Е. Максимова.], и она сказала мне, что недавно отдыхала в Серебряном бору и туда приезжала Уланова. Из-за болезни своей мамы она не танцевала больше месяца. Сейчас опять танцует. На днях ей дали орден Ленина в связи с 25-летием ее деятельности. Наконец-то! Ура!!!

1/I-54 г.

Сегодня Галина Сергеевна сказала несколько слов по радио: поблагодарила за орден, поздравила с Новым годом. Я впервые слышала ее голос по радио. Почему-то было ощущение, что говорить она не хотела, что ее упросили, заставили. Потом ее спросили, что она хотела бы послушать. Она попросила исполнить рондо-каприччиозо Сен-Санса, которое я тоже очень люблю.

26/III-54 г.

9-го видела Уланову в «Ромео и Джульете». Сильный и нежный образ Джульеты теперь уже стал мне родным и близким. Их нельзя разделить — Уланову и Джульету. И техника четкая, отточенная, ни одного лишнего движения, все они исполняются точно очень простые. Все очень естественно. До этого видела Галину Сергеевну в ложе Большого театра. Она пришла на третий акт «Каменного цветка», когда танцевала Стручкова. Это самое интересное место балета (цыганские танцы), но я половину из них не видела, потому что смотрела на Галину Сергеевну. Милый Уланчик, к моему огорчению, выглядит очень замученной, но вместе с тем она остается такой же изящной и одухотворенной, как всегда. На сцене она совсем юная, и, наверное, такой будет всегда.

18/VII-54 г.

11/VII вернулась из Ленинграда. Еще я была там зимою. В этом городе все связанно с именем Улановой. Ее родной и любимый город. Но и ее здесь просто боготворят. Каким замечательным сюрпризом было увидеть ее скульптуру в арабеске в розарии на Кировских островах!

6/VIII-54 г.

В Макопсе в основном все те же. Фая Ефремова приехала со съемок «Ромео и Джульеты» в Ялте. Рассказывала много интересного. Устали они ужасно. Уланчик сейчас там, но в фильме занята мало: почти все ее танцы будут сниматься в павильоне. Она живет в санатории, а когда нужно, появляется на съемочной площадке. В дублях, когда Джульета выбегает на балкон и видит, что убили Тибальда, вместо Галины Сергеевны снимают Веру Лапкину (она светленькая и издали немного похожа. Вера потом тоже приехала в Макопсе). Может быть, в санатории Уланова хоть немного отдохнет от поездки в Берлин; впрочем, вряд ли: вся Ялта ходит на нее смотреть, а она этого терпеть не может.

29/ХІІ-60 г.

Наконец-то мне удалось Зое показать Уланову. Это была «Шопениана». Я раньше уже видела ее в этом балете. Зоя все поняла: и одухотворенность, и трепетность Галины Сергеевны, четкость и отточенность ее техники, выразительность и легкость. Но все же она пока еще не прочувствовала ее до конца. Я обязательно схожу с ней и на «Ромео и Джульету», и на «Жизель», и на «Бахчисарайский фонтан», и на все балеты, в которых она танцует [Никогда мы больше не сходили: в этот раз Галина Сергеевна станцевала в последний раз на сцене Большого театра. Не только мы, но и она сама еще об этом не знала. Вот что она мне рассказала. Во время поездки с Большим театром по Италии она сидела в одиночестве на «могиле» Джульеты и думала. И решила, что больше на сцену не выйдет. И не вышла. Я спросила: «Наверное, это было слишком рано?» «Нет, — сказала Галина Сергеевна, — это было в самый раз. Иначе этому конца никогда не было бы».].

САМЫЙ ДОРОГОЙ ПОДАРОК СУДЬБЫ

1/IV-70 г.

Я очень давно не писала в дневнике о Галине Сергеевне Улановой. Но это совсем не значит, что я не помнила ее и не думала о ней.

Просто я влюблялась, выходила замуж, разводилась, снова влюблялась. Но я всегда знала, где она, что с ней. С мужем мы снова пересмотрели все ее спектакли. С удовольствием вспоминаю передачу о ней по телевизору с Ираклием Андронниковым. Куда подевалась эта пленка? Потом я никогда ее не видела. Многие наши общие с Галиной Сергеевной знакомые рассказывали мне о ней. Директор Института протезирования Евдокия Константиновна Молодая, у которой Галина Сергеевна лечилась после травм, пока танцевала, рассказала, как уже спустя несколько лет после ухода со сцены Уланова привезла ее внуку из-за границы очень дорогой по тем временам подарок — корректирующие очки — хамелеон, которые тогда невозможно было достать в Советском Союзе, а они были очень нужны [Галина Сергеевна потом не могла об этом вспомнить; она никогда не помнила своих добрых поступков.]. Да многие рассказывали.

И вот сегодня я с Галиной Сергеевной познакомилась. Дня три тому назад я зашла поболтать с заведующим ЛОР-отделением 59 городской больницы Григорием Абрамовичем Иткиным. Во время разговора я отвлеклась на минутку-другую и вдруг услышала: «Уланова». «У нее гайморит после гриппа, — говорил Григорий Абрамович, держа в руках рентгеновский снимок, — она придет ко мне 1 апреля в час дня». Зная, как я отношусь к Галине Сергеевне, он предложил познакомить меня с нею. Я подумала, что теперь, наверное, она не так занята, как раньше — ведь она не танцует уже почти 10 лет, — и я решила познакомиться. Я захватила с собой Зою.

Как же я была рада, когда увидела, что Галина Сергеевна прекрасно выглядит, несмотря на то, что она еще не совсем поправилась; что она мало изменилась (вне сцены я не видела ее с 1954 года), что ей можно дать лет на 20 меньше, чем это было на самом деле! Она так хорошо нам улыбнулась. Ей вообще очень идет улыбка, лицо становится еще более одухотворенным, чем всегда, открытым и просто красивым. Она была одета в платье горохового цвета и шапку из рыжей лисицы.

9/V-70 г.

Снова Галина Сергеевна приходила к Иткину 7 апреля. Она вышла из своей машины в черной шубке (что-то вроде каракуля) с коричневым воротником и в коричневой меховой шапочке. Выглядела еще лучше, чем в прошлый раз. Галина Сергеевна села в вестибюле в уголке и стала ждать Григория Абрамовича. Я подошла к ней и сказала, что сейчас его найду. «Он ждал вас в час». «Он же сказал, чтобы я пришла в половине второго». — «Нет, в час». — «Ох, что я наделала!» «Да ничего, я приведу его». Минут через 10 мы постучались в кабинет, где Иткин смотрел ее. «Не удивляйтесь этим цветам, Галина Сергеевна, — сказала я, отдавая ей букет красных и розовых роз, — благодаря Вам я провела много счастливых часов. Если бы можно было вернуть прошлое, я хотела бы вернуть только одно — Ваши спектакли, хотела бы гораздо больше, чем снова побывать во Франции или Италии, хотя путешествия играют большую роль в моей жизни». Когда мы вошли, она встала и продолжала стоять, пока мы не сели. В светлом костюмчике с прежней прической валиком, слегка разрумянившаяся, да она выглядела просто красавицей! И на этот раз лицо ее осветилось, когда она улыбнулась. Пусть на минуту, но, мне кажется, ей было приятно. «О, какие хорошие цветы! Я положу их на ночь в ванну. Спасибо. Что я могу для вас сделать? Хотите, я подарю вам мои фотографии? Сейчас я запишу, как вас зовут». Она взяла сумочку и записала. Зоя потянула меня к выходу. «Можно посмотреть Вашу машину? У Вас такой очаровательный Ситроен», — сказала я. «Да, конечно, мой шофер Вам ее покажет, он у меня мастер». Мы ушли. Пожилой шофер показал нам машину. Она мне очень понравилась: серый кузов удивительно элегантной формы, скругленный, с черной крышей, нажмешь кнопку — кузов поднимается над колесами, нажмешь другую — поворачиваются фары. В салоне на заднем сидении лежал шерстяной плед: синяя с белым клетка.

Осталось ощущение, что Галина Сергеевна очень незащищена и ранима.

19/ХІІ-70 г.

Восемь месяцев я не видела Галину Сергеевну, да и где бы я могла ее увидеть? И вот вчера я ее встретила. Я возвращалась из Института медицинской информации, который находится рядом с высотным зданием на Котельнической набережной, где она живет, и вдруг увидела ее совсем рядом с собой, она гуляла со своим Большиком — белым карликовым пуделем, которого ей подарили в Англии. Я знала, что она здесь живет, и все же встреча для меня была совсем неожиданной. Я даже растерялась. Она видела меня, а я не знала, подойти ли — вряд ли она меня помнит. Но если вдруг все же узнала, не поздороваться совсем неприлично. Тем более, что подойти очень хотелось. Я поздоровалась и сказала то, что думала, — что она меня, видимо, не помнит, что нас познакомил Григорий Абрамович. «Почему же, помню, — сказала Галина Сергеевна, — я обещала Вам и Вашей подруге свои фотографии. Давайте, я вам оставлю номер своего телефона». Договорились, что я позвоню ей и она скажет мне, когда зайти за фотографиями. Казалось бы, я должна радоваться встрече; я и радовалась, но, с другой стороны, была и огорчена, — и не столько тем, что на этот раз она держалась довольно сухо, а больше тем, что я почувствовала, что ей сейчас живется не слишком радостно. И еще осталось ощущение ее необыкновенной хрупкости. Может быть, это впечатление еще усиливалось костюмом — она была в черных брюках и серой куртке из искусственной кожи с искусственным мехом, в черной меховой шапке, очень тоненькая.

30/ХІІ-70 г.

Через неделю после последней встречи я позвонила Галине Сергеевне. Она пригласила меня прийти к ней в квартиру или встретить ее, когда она пойдет гулять с Большиком; она ходит обычно, сказала она, сначала в сторону «Иллюзиона», а потом к гастроному. Пойдет на прогулку в 9 утра. Ровно в девять я позвонила в ее квартиру (она живет на 9 этаже в квартире 316). Дверь никто не открыл и я позвонила второй раз. Я было уже испугалась, не случилось ли чего с нею, — ведь я знаю ее точность и обязательность, — как открылась дверь лифта и Галина Сергеевна вышла вместе с Большиком. Она извинилась и сказала, что гуляла раньше, чем обычно, так как внезапно выяснилось, что сегодня ей нужно раньше пойти на работу. Она пригласила меня зайти в квартиру. Принесла фотографии с надписями — кому и подпись. Я почему-то думала, что будут фотографии из «Жизели», оказалось, из «Лебединого озера». Я потом разыскала такой снимок в одной из книг о Галине Сергеевне, только там он выглядит гораздо хуже. Она снята в 1946 г., когда ей было 36, но выглядит она гораздо моложе и очень хорошенькой. Очень точно схвачено свойственное ей выражение вдумчивости, глубины и серьезности. Сейчас она стоит у меня на письменном столе.

Большику 17 лет; последнее время он много болеет: у него расширение бронхов, сердце стало слабым, недавно был гайморит. «Он все нюхает, вот и заразился, наверное». «Это карликовый пудель?» «Да, английский. Я привыкла к нему, как к своему. Недавно у него была рвота и кровохарканье, судороги». Пора было уходить. Галина Сергеевна торопилась на работу, она даже не сняла свою очаровательную длинную шубку из выдры, которую ей подарили в Италии, куда она недавно ездила с балетной труппой Большого театра. Однажды она гуляла в этой шубке по одному из итальянских городов. Вдруг, откуда ни возьмись, к ней подходит человек и спрашивает на чистом русском языке: «Галина Сергеевна, откуда у Вас эта шубка?» Она очень испугалась. Так что и ее не оставляют в покое, известно кто.

Я погладила Большика. Он никак не реагировал на ласку, был таким же сдержанным, как и его хозяйка.

Уходя от Галины Сергеевны, я взяла билеты в «Иллюзион» на следующий день на 7 часов вечера. Перед началом кино машину мы поставили во дворе. Не зная, как выехать на набережную по окончанию фильма, мы пошли «на разведку». Выходя из двора, мы совсем рядом увидели Галину Сергеевну; она снова гуляла с Большиком и нас не заметила. Было темно и немного туманно. И эта тоненькая фигурка в длинной расширяющейся книзу шубке с опущенной головой, совсем одна. У меня сжалось и заколотилось сердце.

8/I-71 г.

Сегодня у Уланчика день рождения. Мы достали замечательные темно-розовые розы из ОАР и попросили Зоиного приятеля Боба отнести большой букет — 29 роз. Когда мы подъехали к ее дому, приехала часть гостей на ее машине. Боб сказал, что в квартире было много гостей, там смеялись. Я ушла очень довольная, с ощущением, что, по крайней мере, сегодня ей хорошо. Галина Сергеевна позвонила Зое и поблагодарила за цветы, сказала, что очень тронута. Может быть, она звонила и мне, но в это время я еще не вернулась домой.

29/III-71 г.

В середине марта мне сказали, что умер Большик. Я ужасно расстроилась, потому что понимала, что для Галины Сергеевны это большая утрата, настоящее горе. Я подумала, что, может быть, она захочет снова взять такую же собаку, и стала разузнавать, где можно достать белого английского карликового пуделя. Оказалось, что это не так-то просто: на таких собачек в клубах очередь. Все же я нашла женщину, у которой были месячные щенки нужной породы. Я позвонила Уланчику. Меня поразил ее голос — глухой и едва слышный. Я сказала, что узнала о смерти Большика и что, если она хочет взять такую же собачку, я дам ей нужный адрес. Галина Сергеевна была растрогана и благодарна, но сказала, что, наверное, больше уже никого брать не будет. И вообще, если брать собаку, то лучше другой породы, «а то будет казаться, что это то, да не то». Я спросила, отчего умер Большик. «Старенький был», — сказала она очень ласковым голосом. Потом сообщила, что у нее болит голова. Стараясь подбодрить ее, я ответила, что у меня тоже, что, наверное, это из-за перемены погоды. И только повесив трубку сообразила, что, может быть, у нее нет таблеток, что нужно было бы предложить сходить в аптеку.

Галина Сергеевна после смерти Большика продолжала гулять в те же часы и по тому же маршруту, что и с ним.

10/V-71 г.

Я узнала, что Галина Сергеевна больна, и больна уже давно: снова был грипп, который осложнился пневмонией. Что такое, как грипп — так осложнения. Очень она стала хрупкой и слабенькой. Мы отвезли ей розы в ЦКБ, где она лежала. Увидев, что больница находится среди леса, я немного успокоилась, а то ведь очень обидно: май, прекрасная погода, цветут деревья, а она лежит в больнице, в инфекционном корпусе, и к ней никого не пускают.

30/V-71 г.

Вчера я шла в булочную, расположенную в доме, где живет Галина Сергеевна. Я не рассчитывала ее увидеть — время было какое-то неподходящее — начало двенадцатого. И вдруг она появилась из своего подъезда и направилась в сторону «Иллюзиона». Стройная и удивительно трогательная фигурка в синем брючном костюме и легкой голубовато-серой блузке. Я пошла следом за ней, еще не решив, подойти ли. Мне все же хотелось взглянуть на ее лицо, чтобы увидеть, здорова ли она. Она повернула за угол, я продолжала идти за нею и вдруг увидела ее совсем рядом с собой, она стояла у самой стены дома напротив остановки автобуса. Я поздоровалась и спросила, как она себя чувствует. «Спасибо, на этот раз выкарабкалась», — улыбнулась, но тут же метнулась от меня в сторону. Не знаю, почему. Узнала ли она меня? Может быть, не хочет, чтобы к ней приставали? Или боится снова заразиться гриппом? Но главное не это, главное, что она очень плохо выглядит. Меня снова пронзило чувство, на этот раз особенно острое, что ей плохо. Почему она сказала «на этот раз выкарабкалась» — она ведь всегда очень точно выражает свои мысли. Почему она всегда одна? Я никак не могу ей помочь. Но почему ей не помогают другие — те, кто могут это сделать, те, кому она доверяет, те, кто ей дорог? Я проревела почти весь день. Удивительное у меня к ней отношение: она намного старше меня, но мне она часто кажется ребенком, которого нужно защищать, несмотря на всю ее знаменитость и серьезность. Она очень прямая, глубокая и ранимая, поэтому ей так трудно живется. Я очень хочу, чтобы вокруг нее было побольше людей, которые ее по-настоящему любили бы и понимали. Но боюсь, что таких не много. Она очень прямолинейна, очень требовательна к себе и окружающим.

12/I-72 г.

Вот передают по телевизору «Бахчисарайский фонтан», а у меня ну просто физически болит сердце. Как все это не похоже на то, что я столько раз видела. Невозможно смотреть. Лучше выключить телевизор. Как же это могло случиться, что записаны все лучшие балеты, но не в исполнении Улановой. Правда, и то, что было записано, никак нельзя сравнить с тем, что было на самом деле.

В день рождения Галины Сергеевны мы снова послали ей розы. Она нам позвонила, но не мне, а снова Зое. Меня это не удивляет, так как Иткин рассказывал, что, когда он нас познакомил и мы ушли, Галина Сергеевна сказала ему о Зое: «Это очень незаурядная женщина». Иткин немного рассказал ей о Зоиной необычной биографии и сказал: «Вы ведь похожи». «Пожалуй, — ответила Галина Сергеевна, — но она гораздо красивее». Мне она тоже просила передать привет и что ее очень тронул наш подарок: «Такие роскошные розы. Я их сразу же поставила в воду». Галина Сергеевна сказала еще, что пришла домой усталая, хотела отдохнуть, но ничего из этого не вышло: то позвонит кто-то, принесут то книгу, то цветы. И это так приятно. Сейчас она много работает, устает. «Я никогда не думала, что буду работать в таком возрасте, но вот меня попросили, и я согласилась». Зоя сказала, что ей нельзя не работать, что она очень нужна.

Почему многие считают, что Уланова сухая? Нет, наоборот, она горячая, отзывчивая, только очень сдержанная.

Вообще, когда я общаюсь с нею, с каждым разом она нравится мне все больше. А ведь многие не понимают ее, она ведь человек очень сложный, это чувствуется постоянно. Но это прекрасно. Она ведь и не может быть иной — личность такого масштаба! И, конечно, не каждому нравится ее прямолинейная искренность, которая может показаться резкостью, особенно тем, к кому она обращена. В ней ощущается довольно сильный характер, воля, удивительная цельность. И вместе с тем, когда она улыбается, — легкая ранимость, незащищенность и что-то детское. Так хочется, чтобы ей жилось хорошо, чтобы она была счастлива. Ведь она столько дала счастья людям, видевшим ее на сцене! Недавно в одной из телевизионных передач Ираклий Андронников, показывая пленку с адажио из второго акта «Лебединого озера», сказал: «Это Великая Уланова, да-да, не нужно бояться этого слова. Почему мы должны ждать, пока наши потомки назовут ее Великой? Мы сами должны произнести эти слова, именно мы, столько раз видевшие ее на сцене. Мы гордимся тем, что мы ее современники».

9/I-85 г.

Как давно я не писала о Галине Сергеевне — 13 лет! Но иногда мы с ней общались. Каждый год 8/I мы посылали ей цветы. Иногда розы, иногда гвоздику, но всегда 29 цветков. Иногда разговаривали по телефону. И я всегда знала, где она и что с ней. Мне рассказывал о ней и Иткин, и Нина Тимофеева, с которой мы познакомились около 10 лет тому назад, бывали у нее дома, даже перешли на «ты». Один из моих пациентов рассказал мне, как еще в 54 году оказался с Галиной Сергеевной в одном купе вагона СВ в поезде Москва — Ленинград. Она была очень измучена, и он попросил перевести его в другое купе, оставив ее одну, за что она была очень ему благодарна.

Я выпросила ее фотографию у профессора нашего института О. М. Джавадян. Они стоят рядом на фоне цветущего куста в Карловых Варах. Галина Сергеевна улыбается обезоруживающей улыбкой, она здесь очень похожа. Эта фотография нигде не публиковалась. Иткин как-то спросил меня, не трудно ли мне разговаривать с Галиной Сергеевной; ему — трудно: она так точно формулирует свои мысли и требует этого же от собеседника, «придирается к словам». Я очень удивилась: мне не было трудно, — я всегда была счастлива, когда общалась с нею. Иногда мне звонила Татьяна Владимировна Агафонова — подруга, которая появилась у нее году в 72 и которая очень облегчила ей жизнь, — или сама Галина Сергеевна с просьбой посмотреть кого-то или подобрать очки. Один раз смотрели по телевизору ее выступление на заводе «Серп и молот». Она немного рассказала о себе, а потом отвечала на вопросы. Как это удалось ее уговорить? В Доме Ученых мне говорили, что пытались сделать то же самое. Но она отказалась наотрез. Однажды ее спросили, что бы она хотела услышать по радио, она сказала: концерт для скрипки с оркестром Хачатуряна. Как-то встретились на балете «Гаянэ» в Кремлевском Дворце съездов, потом на выставке в Белом зале Музея изобразительных искусств. Даже собирались играть с Татьяной Владимировной в теннис на кортах Дома Ученых, я ее даже туда записала. Последние годы Галина Сергеевна выглядит очень хорошо. Кажется, в начале семидесятых годов мы как-то видели Галину Сергеевну в партере театра Вахтангова на премьере «Принцессы Турандот» по телевизору; она была очень красивой и улыбалась. И вот дней 10-12 тому назад я сидела у телефона и думала о том, как попасть на ее юбилей в Большой театр. Нине Тимофеевой позвонить, что ли? Но ведь, наверное, к ней многие обращаются с такой же просьбой!

И вдруг зазвонил телефон — это была Галина Сергеевна. Она сказала, чтобы кто-нибудь из нас зашел к ней за билетами на 75-летие. Она оставила 3 билета — Зое, моему приятелю Игорю и мне (последние 6 лет именно Игорь всегда относит ей цветы в день рождения). Билеты были замечательные: мы сидели в середине 9 ряда партера — сразу за Рихтером и Дорлиак. Словами не передать, какая это была радость видеть Галину Сергеевну довольную и счастливую, в синем платье из легкой ткани, такую стройную, воздушную!

А только что мы говорили с нею по телефону. Она сказала, что через некоторое время хотела бы перестать работать: «Пожить немного для себя. Хотя бы архив разобрать». Я ответила, что не могу себе представить, чтобы она на это решилась. «Вот увидите. Тогда и приеду пожить на вашей даче». (Мы приглашали ее на дачу в Отдых вот уже лет 10.) Нина Тимофеева ее тоже приглашала: она снимала дачу у Руслановой в Переделкино, очень хорошая дача, комфортабельная, мне она понравилась. Но Галина Сергеевна приехала к ней всего один раз, даже не переночевала. Галина Сергеевна рассказала, что привезла с Кубы собачку — подарок Алисии Алонсо, зовут ее Лейла. Но скоро ее пришлось отдать в семью, где был кобель той же породы.

17/I-92 г.

И снова большой перерыв между последней записью о Галине Сергеевне и сегодняшней. Иногда мы видели ее в ложе на балетах, где танцевали ее ученицы. Но ее не было на бенефисе Нины Тимофеевой. Почти все букеты, которые подносили Нине, она клала в ложу, где обычно сидит Галина Сергеевна. Я не стала спрашивать Нину, почему ее нет, не спросила потом и Галину Сергеевну.

22 декабря 1985 года мы встретились на «Декабрьских вечерах в Музее изобразительных искусств». Я увидела Галину Сергеевну, когда она смотрела картины в Колоннаде. Немного поговорили. В этот день играл Кисин. Ему тогда было 12 лет. Играл он замечательно. Когда концерт закончился, Галина Сергеевна и Татьяна Владимировна зашли к Антоновой, а мы пошли одеваться. Садясь в машину, мы увидели, как Галина Сергеевна посадила Кисина в свою машину, чтобы отвезти его домой [Потом я напомнила Галине Сергеевне об этом в ответ на ее заявление, что она никому ничего хорошего не делала, только помогала, как могла, в работе своим ученицам.]. В 1988 году снова встретились случайно в Музее Изобразительных искусств, на этот раз на выставке «Испанская живопись XIX века. От Гойи до Пикассо». Татьяна Владимировна сказала, что теперь они живут в другой квартире, в другом подъезде. Зоя тихонько спросила Галину Сергеевну, довольна ли она переездом. Галина Сергеевна, отвернувшись, сделала такой жест, что было понятно: недовольна. Как-то я заходила к Галине Сергеевне, чтобы взять инструкцию к ее машине Пежо, которую ей, как всегда, подарили; нужно было перевести инструкцию с французского, так как машина сломалась. Пока Галина Сергеевна с Татьяной были за границей, их шофер возил кого-то в Горький (без разрешения, конечно), в результате машина вышла из строя. Сломались какие-то «фишки».

И вот сегодня мы отправились смотреть «Баядерку» с Грачевой. Нам достали приглашение в ложу у сцены. Оказалось, что вместо «Баядерки» пойдет «Ромео и Джульета», я очень огорчилась: я не смотрю балетов, в которых танцевала Галина Сергеевна, — это мне было бы и неинтересно, и слишком тяжело. Пусть это и постановка Григоровича, а не Лавровского — совсем другой балет, но все равно не хочу. Все же решили пойти, тем более, что в ложе этой никогда не были. И вот, когда я, раздевшись, отошла поправить волосы, вошла Галина Сергеевна, увидела Зою, подошла к ней и ласково дотронулась до ее руки. Мы поднялись по лестнице в ложу, а Галина Сергеевна куда-то исчезла. Она появилась, когда уже началась увертюра, и тут я сообразила, что сижу на ее обычном месте. Я встала, чтобы уступить ей кресло, но Галина Сергеевна, положив руку на мое плечо, усадила меня назад. Так мы и сидели весь спектакль: я, Зоя и Татьяна Владимировна в первом ряду, Галина Сергеевна за моей спиной. Балета я не видела, я только все время ощущала ее рядом. В паузах мы много с ней разговаривали. Галина Сергеевна рассказала, что Людмила Константиновна Черкасова недавно вернулась из Венгрии и тоже начала работать балетмейстером-репетитором. «Она очень поправилась. Сначала я ее даже не узнала. Вижу лицо знакомое и никак не соображу, кто это. Тогда она спрашивает: «Уланчик, Вы меня не узнаете? Я Люля». Мне так неудобно стало. Мы же столько лет танцевали вместе и переодевались в одной уборной». Потом я спросила, куда пропала Нина Тимофеева? «Она же уехала в Израиль. Это Фрида Федоровна [Мама Нины Тимофеевой.] настояла. И Надя [Дочка Нины Тимофеевой.] уехала, и обеих собак они взяли с собой». В перерыве Галина Сергеевна ушла за кулисы к Грачевой. Потом вернулась и сказала: «Она сегодня устала. Ей же всего около 20 лет. Она такая тоненькая».

Уходя, Галина Сергеевна надела вязаную шляпу, которая очень идет ей, и осеннее пальто. Выглядела она в эту встречу очень хорошо и не была грустной. Я обратила внимание на очень красивые кисти ее рук с тонкими, сужающимися к концу пальцами.

25/I-94 г.

Сегодня я позвонила, чтобы поздравить с именинами Татьяну Владимировну Агафонову. На этом настояла Зоя. Я звонить не хотела: ведь совсем недавно, 8 января, мы, как и предыдущие 23 года, поздравили с днем рождения Галину Сергеевну; мы поздравляли ее даже тогда, когда она отдыхала в Серебряном бору. Игорь, как обычно, отнес ей цветы. (Впрочем, нет, в прошлом, кажется, году мы цветы не посылали: в тот раз незадолго до своего дня рождения Галина Сергеевна позвонила мне и сказала, что 8 января будет за границей.) В этом же году она нам почему-то не звонила. Да и не поздравляла я никогда Татьяну Владимировну. Но Зоя настаивала, сказала, что чувствует: на этот раз нужно позвонить. А тут еще по радио прошла странная информация, будто бы у Галины Сергеевны украли машину, «выбросив из нее шофера». Этому я не поверила: я знала, что шофера у нее последнее время нет — слишком дорого стало оплачивать его услуги. (Конечно, оказалось это все вранье.)

Я позвонила. К телефону подошла Галина Сергеевна. Я сказала, что поздравляю ее с именинницей. Галина Сергеевна ответила: «Спасибо. Но я не могу ее позвать, она лежит». — «Что, устала?» — «Больна». — «Что с ней?» — «Рак». — «В какой стадии?» — «В последней». — «Галина Сергеевна, Вам кто-нибудь помогает?» — «Да нет, никто не помогает. Иногда позвонят и спросят, как дела. Вот и все!» — «Говорите прямо сейчас, что нужно сделать?» — «Если можете, достаньте калоприемники. У нас их осталось всего 5 штук».

31/I-94 г.

Я перевернула всю Москву и достала 500 калоприемников. Отнесла. Галина Сергеевна попросила меня немного посидеть. Она была очень бледной и замученной. Татьяна Владимировна заболела в апреле 93 года. Последняя операция была в сентябре. С тех пор она больше лежит, а Галина Сергеевна за ней ухаживает. Отказывается от всех заграничных поездок. При этом работает, как всегда, очень много. Выходной только один. В остальные дни репетиции. Вечером, если танцуют ученицы, всегда присутствует на спектаклях. Выучилась готовить каши: гречневую, геркулес. Варит их в большой алюминиевой кастрюле. Пшенную не готовит: и во время Гражданской войны, и в начале Великой Отечественной в Ленинграде только и давали пшенную кашу, да еще кусок селедки. С тех пор терпеть не может пшенную кашу. Делает массаж Татьяне Владимировне.

Вышла Татьяна Владимировна, немного посидела, пошла и легла снова. Минут через 5 попросила: «Галина Сергеевна, потрите мне шею». — «Сейчас, Танечка». Она ушла, минут через 5 вернулась. «Я пойду, Вы устали, Галина Сергеевна». — «Посидите еще немножко». Минут через 15: «Галина Сергеевна, потрите мне спину». — «Иду, Танечка». Пришла и сказала: «Вот скоро будем лежать — одна на одной кровати, другая — на другой». Когда я уходила, Галина Сергеевна погладила меня по руке.

20/II-94 г.

Теперь я бываю у Галины Сергеевны постоянно. Иногда достаю какие-нибудь лекарства для Татьяны Владимировны, иногда для Галины Сергеевны, иногда Галина Сергеевна просто просит зайти. Как-то Татьяна Владимировна попросила привезти к ней Джуну. Джуну я привести не могла, но привела другого экстрасенса. Пока он долго занимался со своей новой пациенткой, мы сидела с Галиной Сергеевной в другой комнате и разговаривали. Тогда она впервые стала много мне рассказывать о себе. Я понимала ее с полуслова. Как-то она сказала мне: «Можете себе представить, Таня хочет, чтобы после моей смерти в этой квартире был музей». — «Ну, конечно, здесь будет музей, есть же музей у Анны Павловой в Париже». — «Что Вы, там одна комната, а здесь большая квартира. Она дорогая. А главное — это же Павлова». Я сказала, что, мол, неужели наше правительство не сможет оплачивать эту квартиру [Какой я была наивной! Вопрос с квартирой не решен до сих пор, прошло уже больше года со дня смерти Галины Сергеевны. Чиновники из мэрии уверяют, что нельзя делать квартиру в жилом доме, хотя за последний год создано уже около полудюжины мемориальных музеев в жилых домах.]. — «Какой музей?! Это никому не интересно, я не собираю ни книг, ни картин! Не сделали музея ни Сергееву, ни Ромику! (Роман Кармен жил в этом же доме)». — «Это совсем другое дело, — возражаю я, — Уланова одна!» — «Я этого не слышу», — говорит Галина Сергеевна.

У Галины Сергеевны и Татьяны Владимировны своеобразная манера общения: они постоянно спорят, и кажется даже иногда, что ссорятся, но это не всерьез. Когда я прихожу, Галина Сергеевна чаще всего одета в красный с белым хлопчатобумажный халатик, но в ушах у нее и на пальце очень красивый гарнитур с бриллиантами. А иногда гарнитура нет, но на руке браслет тоже с бриллиантами, но более мелкими. Как-то раз она была одета в коричневые бархатные лосины и розовый блузон, ей очень идет.

Мне нравится ее теперешняя квартира больше прежней. Большая прихожая, очень большая гостиная, маленькая, смежная с гостиной спальня Галины Сергеевны, рабочий кабинет с книгами, с диваном. В стороне большая спальня Татьяны Владимировны, кухня с электрической плитой [Ее потом сменили на газовую.]. Ванная комната довольно большая. Кухня и кабинет треугольной формы. В кухне стоят тостер и ростер. Есть еще темная комната, даже не знаю, где. В кабинете стоит огромный Щелкунчик — подарок Галине Сергеевне на юбилей. Мебель, в основном старая, но красивая на вид, довольно даже старинная, большей частью из темного дерева. На шкафу в гостиной несколько небольших белых скульптур, изображающих Галину Сергеевну в танце; но они как-то в стороне, не бросаются в глаза. Единственная довольно дорогая вещь — это овальная миниатюрка, подаренная в США: с одной стороны портрет Анны Павловой, с другой Галины Сергеевны (не самый лучший ее портрет, она в костюме Джульеты, но другого у художницы не было). По краю миниатюры довольно крупные бриллианты или жемчуг, забыла. Как жаль, что завтра мы улетаем на 3 недели в Австралию. Мы заплатили за поездку еще до того звонка 25 января; если бы я знала, что буду полезна Галине Сергеевне, ни в какую Австралию я бы не поехала. Галина Сергеевна пару лет тому назад тоже была там: помогала поставить в Сиднее балет, кажется, «Жизель». В самолете она встретила Собчака. Он ей не понравился: «Очень самоуверенный молодой человек».

Неделю назад мы были у Галины Сергеевны с Игорем. Войдя к ней в квартиру, он наследил, а она так и не дала мне вытереть пол, все сделала сама.

Говорить по телефону с Галиной Сергеевной в этот период было сложно: Татьяна Владимировна всегда брала вторую трубку и слушала. Галину Сергеевну это раздражало, но она терпела. Татьяна Владимировна говорила уже малопонятно, но я ее понимала и жалела. Она обижалась, что Галина Сергеевна поздно возвращается со спектаклей. Я стала звонить ей по вечерам, когда Галины Сергеевны не было, и разговаривать с ней, чтобы она не чувствовала себя одинокой.

15/ІІІ-94 г.

На днях мы вернулись из Австралии. Татьяна Владимировна уже в Кунцевской больнице. Вчера я ездила к Галине Сергеевне. Она очень похудела. Я спросила, какой у нее вес, она ответила, что 40 кг; когда она танцевала, весила 50. — «А рост у Вас какой?» — «Не знаю». — «Я читала где-то, что 160 см». — «Ну, наверное, так оно и есть». За время моего отсутствия Галина Сергеевна съездила в Париж С Татьяной Владимировной оставались две давнишние поклонницы Галины Сергеевны — Наташа Тарасова и Таня. (Когда она говорила Таня, я никогда не знала, какая. Иногда только она говорила «Таня полная» или «Таня из театрального союза». О Татьяне Владимировне чаще говорила «Танечка».)

Галина Сергеевна рассказала мне, как в начале Великой Отечественной войны она оказалась в Москве — танцевала в Большом театре. (Это было не в первый раз, а когда танцевала впервые, ей было страшно, как никогда в жизни до этого.) Нужно было возвращаться в Ленинград, а Октябрьская железная дорога уже не работала, и она добиралась окружным путем. Когда она приехала, Кировский театр уже уезжал в эвакуацию и она не успела взять теплые вещи. В Перми было уже холодно, она очень мерзла. Тогда отец Галины Сергеевны продал полученную по карточкам водку и купил лисью шкуру, из которой сшили шубку и шапку для Галины Сергеевны, покрыв шкуру парусиной, и она долго носила их мехом внутрь. Провожая меня, Галина Сергеевна ласково дотронулась до моей руки.

31/III-94 г.

Сегодня ночью умерла Татьяна Владимировна. Последние дни она уже никого не узнавала, но говорят, что перед смертью произнесла: «Галина Сергеевна». Я дозвонилась только вечером, очень волновалась, так как знала, что она должна быть дома. Когда, наконец, она взяла трубку, сказала: «Я потеряла Таню». Я предложила помочь с похоронами, но оказалось, что это не нужно — все уже делается.

3/IV-94 г.

Когда я сегодня позвонила Галине Сергеевне и спросила, как дела, как настроение, она ответила, что уже наговорилась на эту тему. Я спросила, что я могу для нее сделать. «Дайте отдохнуть», — был ответ. Мне стало ее очень жалко: я понимала, в каком она состоянии, раз так отвечает.

6/IV-94 г.

Сегодня Галина Сергеевна позвонила и спросила, почему я не звоню. Я ответила, что даю отдохнуть, и тут же добавила, что, конечно же, позвонила бы ей скоро сама.

Прощание с Татьяной Владимировной проходило в малом зале Кунцевской больницы. Я приехала раньше всех и ждала, когда на машине Большого театра приедет Галина Сергеевна. (Она мне говорила, что я могу приехать на автобусе, который соберет людей из Большого театра, но я предпочла добираться до Кунцева самостоятельно.) Она вышла из машины в серо-зеленом драповом пальто, в туфлях на высоченных каблуках, стройная и легкая. Со спины ей никак нельзя было дать больше 40 [Я ей потом об этом сказала, она не поверила.]. И потом все два с лишним часа панихиды она ни разу не присела. Было много народу, большинство из теперешних ее учениц, вообще много людей из Большого театра. Никто речей не говорил. Уходя с панихиды, я поцеловала Галину Сергеевну в запястье. На поминки к ней домой я не поехала: посчитала неудобным. Потом Галина Сергеевна сказала, что нужно было приехать и что в таких случаях никого не приглашают.

25/IV-94 г.

После смерти Татьяны Владимировны Галина Сергеевна очень изменилась: она стала не только очень мрачной, но резкой. Скажет что-нибудь, потом извиняется. Я говорю: «Не извиняйтесь, Галина Сергеевна, я же понимаю в каком вы состоянии, я согласна быть для вас громоотводом!» Она: «Как можно?!» — «Да я не обижаюсь по пустякам». — «Ну я рада. А то Таня, чуть что, сразу же начинала плакать. Вот бы мне иметь слезы так «близко», я теперь плакать разучилась. Но вообще, у меня плохой характер. Мне иногда самой с собой трудно». Да никакой у нее не плохой характер, а сложный. У личности такого масштаба характер и не может быть легким. Игорь говорит, что ему никогда не было трудно с ней: «Просто нужно играть по ее правилам». Общаемся мы почти каждый день: или созваниваемся по телефону, или она зовет меня приехать к ней. Но сделать по дому ничего не разрешает: «Вы же доктор». Я приношу ей лекарства, иногда из аптеки IV Управления на Арбате, к которой она прикреплена, иногда те, что мне помогают достать. Изредка делаю еще какие-то мелочи.

Все помогают понемногу. Наташа Тарасова по субботам приносит творог с рынка, берет его у одной и той же женщины в течение многих лет. Таня (полная) приходит тоже, чаще по субботам, пропылесосить квартиру. Готовит же Галине Сергеевне за небольшую плату жена военного, имени которой я не знаю. Она готовит 1 раз в неделю одно и то же: фрикадельки, чаще всего с цветной капустой. Галина Сергеевна кладет фрикадельки в морозильник, а потом достает их по одной и разогревает. Стирает и гладит Галина Сергеевна сама. Есть стиральная машина — автомат, но она ей не пользуется, а стирает на руках. Как-то Галина Сергеевна позвонила и попросила приехать разобрать лекарства. Когда я появилась, она была в очень плохом настроении, даже не улыбнулась, когда я подарила пижаму, привезенную для нее из Австралии. Она носит пижаму под теплым розовым халатом, когда дома холодно.

Мы разобрали лекарства, она угостила меня чаем «Пиквик» с печеньем и конфетами; посуду помыть не разрешила, сама мыла, стоя перед раковиной в коричневой шерстяной кофточке и светлой юбке. Потом мы очень долго разговаривали. Она рассказывала мне о своей личной жизни. Многое я поняла только теперь, хотя внешнюю картину событий того периода, о котором она мне рассказывала, я знала уже более 40 лет. Потом мы говорили о ее работе. Она знала, что я занимаюсь классикой, и даже сказала, что зря я не стала балериной. Я на это ответила, что Уланова из меня не получилась бы. Я заметила, что главное, чем она отличается от других балерин, пусть и прекрасных, это тем, что они все же просто балерины, а она Великая Трагическая актриса. А она: «Вы преувеличиваете. Вы ведь были совсем юной, когда меня смотрели». Она спросила, понравился ли мне в ее исполнении «Красный мак». (Еще бы!) «Я очень любила эту роль». Постепенно настроение у нее улучшилось, а мне стало рядом с ней так хорошо и спокойно, как бывало в ранней юности, когда я встречала ее случайно, тогда незнакомую.

Поговорили о ее ученицах. Она очень хвалила Прокофьеву. Сказала, что хоть она не так знаменита, как другие, но хорошо умела слушать и понимать, что ей объясняют. Уж как она относится к своим ученицам, я знаю хорошо. Придешь к ней на другой день после их спектакля, она с грелкой на животе: так переживала, до спазмов. Я ей говорю: «Галина Сергеевна, нельзя Вам с грелкой, она может быть иногда опасна, давайте сменим ее на подушечку». А она: «Я знаю, да она еле тепленькая». Сама она тоже умеет слушать, я ей довольно много рассказывала о своих перипетиях. А иногда ее спросишь о чем-нибудь, она говорит: «Я об этом не думала. Подумаю». Я сказала, что мне очень нравилась балерина Чорохова: она была очень изящной и неплохо играла. Галина Сергеевна согласилась. Еще я спросила, ходила ли она голосовать в 93 году. «Конечно». «А за кого голосовали?» — «За “Выбор России”». (К коммунистам она и раньше относилась не очень хорошо, и, уж конечно, никогда не была членом компартии. Знакомя меня с Галиной Сергеевной в 1970 г., Иткин предупредил меня, чтобы я ни в коем случае не говорила, что он — секретарь партийной организации 59 больницы.)

Когда Галина Сергеевна провожала меня до лифта, она улыбалась от всей души своей необыкновенной улыбкой; к сожалению, это бывает так редко! Как жалко, что у меня так мало подобных побед над ее плохим настроением!

30/V-94 г.

В начале этого месяца Галина Сергеевна вместе со своими ученицами уехала в Ирландию. Вернулась через 12 дней немного успокоившаяся и повеселевшая. И выглядит она теперь уже значительно лучше. Страна ей очень понравилась. «Такая зеленая, вода там очень хорошая. Если бы мне пришлось жить не в России, вот в этой стране я хотела бы жить. А то, что там много дождей, это даже хорошо. Я люблю дождь и в дождливую погоду хорошо себя чувствую. Наверное, это потому, что я ленинградка». В Ирландии Галина Сергеевна каждый день ела одно и то же блюдо: второе из свежей лососины. Ей под конец пребывания даже сказали в ресторане: «Мадам, попробуйте что-нибудь еще».

Галина Сергеевна вообще очень любит рыбу, а мясо есть необходимо. Любит также сыр, творог, йогурты, овощи, фрукты. В высотном доме на Котельнической набережной Галина Сергеевна живет с 1954 г. Сначала она жила в 316 квартире на 9 этаже корпуса «Б». Потом Татьяна Владимировна обменяла свою квартиру в тот же подъезд. В 1988 году после смерти матери она уговорила Галину Сергеевну обменять обе квартиры на одну. Галина Сергеевна не хотела этого делать, но Татьяна убедила ее согласится. Она говорила, что ей трудно жить в подъезде, где умерла мать. Так они обменяли трехкомнатную и двухкомнатную квартиры на теперешнюю. Перед смертью матери Татьяны Владимировны Галина Сергеевна помогала за ней ухаживать. За последнее время в квартире у Галины Сергеевны все сломалось: не закрываются шторы, а квартира окнами выходит на запад, точнее на юго-запад, поэтому в ней постоянно солнце во второй половине дня, не работает одна конфорка плиты из трех, а вторая работает плохо, вышли из строя и тостер, которым Галина Сергеевна постоянно пользуется, и ростер, и, главное, сломался унитаз и приходится таскать воду из ванной комнаты; в этом немецком унитазе есть какая-то заслонка, которая открывается только тогда, когда налито два ведра воды. Как-то раз из-за всех этих неурядиц у Галины Сергеевны появились даже слезы на глазах. Села на стул живая Жизель, точно такая же, как в первом действии балета, только одетая в розовый халатик, и у нее выступили слезы. Конечно же, я изо всех сил стараюсь ей помочь — договариваюсь с нужными людьми, нахожу необходимое оборудование, но она потом чаще от всего отказывается. Удалось только купить ей новый тостер фирмы Тефаль, который продавался поблизости от ее дома. Когда я посоветовала купить более дешевый тостер нашего производства, но не в тот же день, так как нужный магазин уже закрылся, а откроется через два дня в понедельник, Галина Сергеевна рассердилась и сказала, что все только предлагают что-то сделать, а ничего не делают, я взяла у нее деньги, пошла и купила французский. Она этим тостером недовольна: на днях Елена Сергеевна (это подруга Татьяны Владимировны, она раньше работала в «Комсомольской правде»; а сейчас Галина Сергеевна охотно с ней общается) и еще кто-то положили в него слишком тонко нарезанный хлеб, и тостер загорелся. Галина Сергеевна услышала крик, прибежала в кухню, схватила полотенце и затушила огонь. Мог бы случиться пожар. Теперь на белой поверхности тостера пятно, а Галина Сергеевна терпеть не может пятен, где бы они ни находились.

Иногда кое-что в квартире чинит Юра. Он оформляет загранпоездки в Большом театре и бывает у Галины Сергеевны, я его уже несколько раз у нее встречала. Еще я встречала Галину Кузьминичну («Кузьминичну», как ее называет Галина Сергеевна). Она раньше танцевала небольшие роли в Большом театре, например кормилицу Джульеты. Она кончала Ленинградское хореографическое училище на два года позже Галины Сергеевны, а сейчас живет в одном с нею подъезде.

Второй год в квартире не вымыты окна. Когда я предложила их вымыть, Галина Сергеевна пришла в ужас: «Вы врач, а не мойщик окон!» — «Но дома же я это делаю». Пока она не разрешает ни вымыть окна кому-нибудь из знакомых, бывающих у нее, ни привезти для этого надежных людей. После приезда из Ирландии Галина Сергеевна легла на плановое обследование и профилактическое лечение в Кунцевскую больницу. Раньше она делала это регулярно раз в год, обычно в августе во время отпуска, но из-за болезни Татьяны Владимировны в прошлом году она там не была. Я попросила разрешения навестить ее в больнице. Она ответила: «Почему нет?» В первый раз с пропуском было все в порядке. Он у меня даже сохранился. На нем написано «Екатерина Аркадьевна» (она в тот день вдруг забыла мою фамилию, а отчество помнила).

Она ждала меня, лежа с прямой спинкой поперек большого светло-кремового кресла в своей палате, и была очень бледна. Уже была одета в красивый синий плащ. (Я немного опоздала, так как не знала, что так далеко нужно идти от проходной.) Палата довольно большая, метров 15, наверное; есть маленькая кухонька с плитой, санузел, отдельный выход в парк. Я принесла в подарок фотографию, где она снялась с профессором нашего института Орфеникой Мисаковной Джавадян в Карловых Варах. Она очень хорошо здесь получилась: стоит и непринужденно улыбается. Фотография Галине Сергеевне очень понравилась. У нее такой не было. Еще я принесла бананы. Увидев их, она сказала: «Ох, хорошо». Медсестра дала нам чаю с сухарями. Потом мы пошли гулять. Гуляли мы часа два, посидели на лавочке, походили, поговорили. Галина Сергеевна показывала мне Кунцевскую больницу. Мимо хирургического корпуса ей ходить тяжело: когда она находилась здесь в прошлый раз, Татьяна Владимировна лежала в этом корпусе после операции. О скульптуре рядом с детским инфекционным корпусом, изображающей бурлаков, сказала: «Какие же они страшные. Это только портит вкус у детей». Только увидев светлые густые волосы Галины Сергеевны на солнце, я поняла, что они выбелены не перекисью, а возрастом. Но она все равно воспринимается блондинкой. Галина Сергеевна сказала, что перестала краситься, когда заболела Татьяна Владимировна, — времени для этого не стало.

Гуляя по парку, я увидела, что здешняя природа — высокие сосны и небольшой подлесок — очень похожи на природу на нашей даче. «Пора Вам, Галина Сергеевна, наконец, добраться до нашей дачи, Вы ведь собираетесь это сделать, по крайней мере, лет 20». «Теперь уже скоро», — ответила она. Когда мы вернулись с прогулки, Галина Сергеевна, немного уставшая, переоделась в халатик, а я увидела, что у нее остались такие же стройные ножки, какими они были, когда она танцевала, только похудели. И пальцы ног почти не деформированы, как у других балерин, да и вообще у людей ее возраста. Галина Сергеевна легла немного отдохнуть, но меня пока не отпускала. Потом она проводила меня к ближайшей проходной и улыбнулась своей удивительной улыбкой [Сейчас, когда я переписываю дневник, вдруг по ОРТ показали рекламу предстоящей 25 апреля передачи «Серебряный шар» об Улановой. Это ужасно! Виталий Вульф неоднократно обращался к ней за разрешением сделать передачу. Она категорически отказывала. Согласилась со мной, что программа его интересная, но: «Он слушает только себя, любуется собою. И всегда говорит о личной жизни своих героев. Я не хотела бы, чтобы и после моей смерти он сделал такую передачу». Я понимаю, что невозможно теперь остановить это, и все же попробую. Галина Сергеевна отказывалась и от других передач и интервью.].

Во второй раз я приехала через неделю. Пропуска на меня не оказалось. Я дозвонилась из проходной по местному телефону на сестринский пункт. Галина Сергеевна попросила передать мне, что ждет меня и чтобы я подошла к другой проходной — той, что поближе к ее корпусу, так как чувствует она себя неважно и идти далеко ей утомительно. Я попросила передать, чтобы она не приходила раньше, чем через полчаса, так как медсестра сказала, что идти мне туда минут двадцать. Я добежала за 15 минут, но Галина Сергеевна уже ждала меня. По дороге я смотрела, нет ли дырок в заборе, но не нашла. Жаль, а то можно было бы ходить без пропуска. Ведь Галине Сергеевне всегда трудно обращаться с просьбой, даже такой пустячной, как выписать пропуск. Когда я рассказала об этом, Галина Сергеевна улыбнулась.

Мы больше часа ходили вдоль ограды — внутри нее, но всего в нескольких метрах, так как дальше меня не пропускали и не разрешали сесть на скамейку, находившуюся в каких-нибудь 50 метрах, хотя я сказала охраннику, что у Галины Сергеевны болит нога.

Галина Сергеевна рассказала, что она не собиралась перебираться в Москву из Ленинграда, но никто не спрашивал ее согласия. При этом она лишилась своего партнера, который как никто другой подходил ей. Константин Сергеев отказался ехать в Москву без жены, а по поводу нее ему сказали: «Она в Москве не нужна». Галина Сергеевна вначале жила в гостинице «Москва» и знала только одну дорогу — в Большой театр и назад. Она ведь человек стеснительный и малоконтактный. Уходя, я отдала ей принесенный ей ананас и импортную клубнику в прозрачной коробочке с отверстиями. Она воскликнула: «Клубника! Для нее еще рано. А ананас, наверное, очень дорогой!»

Пока мы гуляли по парку в мой первый приезд, кто-то принес к двери 12 бокса цветы, поставленные в стаканчик с водой, и оставил записку, где было сказано, что вечером по пятому каналу телевидения будут показывать передачу о Галине Сергеевне. Она попросила меня показать, как включить этот канал. Вернувшись домой, я тоже посмотрела эту передачу. Потом позвонила ей и сказала, что когда я вижу по телевизору, как она танцует, мне это очень приятно, но не покидает чувство утраты. Сегодня же, после встречи с ней, у меня такого чувства нет; я испытываю счастье, и когда мы общаемся, и когда я смотрю телевизор. Она была растрогана.

Галина Сергеевна не особенно любит день своего рождения. Главный день для нее — это 16 мая, день, когда она закончила хореографическое училище. На этот раз 16 мая она еще была в Кунцево. К ней приехала одна из ее учениц, знакомые поздравляли по телефону.

30/VIII-94 г.

После того, как Галина Сергеевна выписалась из Кунцевской больницы, я довольно часто приходила к ней, хотя в это время на работу ездила уже с дачи. Звонила ей оттуда, она же на дачу не звонила — там телефон не московский и дозваниваться трудно. Перед тем, как лечь в ЦКБ, Галина Сергеевна даже хотела дать мне ключи от своей квартиры, чтобы поливать цветы (второй экземпляр был у Наташи), но потом передумала: «Нет, вы же теперь на даче», и отдала их полной Тане. Я привозила ей цветы с дачи, в июле набрала и привезла чернику, она ее любит. Наташа тоже привезла чернику, собрав ее за городом.

Как-то раз я была у Галины Сергеевны сразу же после ее возвращения с Немецкого кладбища, где похоронили Татьяну Владимировну, но настроение у нее было вполне нормальным. Я решила, что она уже справилась со своим горем. Галина Сергеевна сказала: «Больше я на кладбище не поеду. Нет человека. Не знаю, где то, что остается после смерти, но, по крайней мере, не на кладбище. Не знаю, что вы там находите». (Я рассказывала ей, что в тяжелые времена я часто успокаивалась, бывая на Новодевичьем кладбище у своих родителей. С согласия Галины Сергеевны я весною вымыла памятник ее умершего мужа; он похоронен на том же кладбище.) Она считает, что лучше всего, когда на могиле просто растет трава.

На этот раз я долго у нее просидела, мы о многом разговаривали. Мне рядом с нею было очень хорошо и спокойно. Уходя, я снова поцеловала ее в запястье. Очень ласково она сказала: «Так не полагается!» — «Но я не руку целую, а Уланчика». — «Да, Уланчика, — сказала она и улыбнулась той самой потрясающей и уже родной мне улыбкой. После этого я довольно часто стала называть ее Уланчиком.

Из Кунцева она выписалась раньше времени: нужно было готовится к поездке в Венецию и тогда еще не был захоронен пепел Татьяны Владимировны. Некоторое время она держала его дома и ей не казалось это страшным. На тумбочке появилось фото Татьяны. А ее фотография в трехлетнем возрасте еще раньше висела рядом с дверью, ведущей из гостиной в спальню Галины Сергеевны. «Хорошее фото», — говорила она. — «Тут выражение: что со мною потом будет?»

Еще при жизни Татьяны Владимировны Галина Сергеевна решила продать машину: все равно на ней никто не ездит, платить за стоянку в гараже дорого. Сначала Татьяна Владимировна не согласилась. (Кстати, пока она была здорова, она чаще всего и ездила на этом подаренном Галине Сергеевне уже втором Пежо, а сама Галина Сергеевна ездила на работу на автобусах 18 или «К», а домой возвращалась пешком. Потом в 92, кажется, году эти маршруты сняли, а за ней из театра стали присылать машину. Высаживают напротив дома, так как подъехать поближе обычно трудно. Галина Сергеевна жалуется, что перебраться через улицу часто бывает очень сложно и даже опасно.) Но потом мне как-то, на удивление быстро, удалось уговорить Татьяну Владимировну все же расстаться с машиной. Я нашла двоих покупателей, но тут умерла Татьяна Владимировна, потом поездка в Ирландию, потом Кунцево. Один из покупателей приобрел другую машину, другой продолжал ждать. Галина Сергеевна стала готовится к поездке в Венецию и сказала, что займется машиной после приезда. Я возразила, что и второй покупатель может не дождаться, тем более, что Пежо 1982 года выпуска, да еще неисправный — не самая популярная машина на сегодняшний день. И вообще, я лучше оставлю ей телефон покупателя, чтобы она могла позвонить сама. Галина Сергеевна сказала: «Ну, таких настойчивых людей я никогда не встречала. Сама я звонить не буду. Хорошо, давайте займемся продажей завтра». На следующий день приехал покупатель. Галина Сергеевна вместе с Еленой Сергеевной спустились вниз и мы все вместе отправились в гараж, который находился здесь же во дворе дома. Галина Сергеевна в плаще горчичного цвета и, как всегда, в туфлях на высоких каблуках была напряжена, как струна. Все переговоры вела Елена Сергеевна, а Галина Сергеевна сказала только, что, когда она видела машину в прошлый раз, она «стояла личиком в другую сторону». Автомобиль оказался представительского класса, темно-синий, очень красивый. Пока велись переговоры, я пыталась отвлечь Галину Сергеевну, так как чувствовала, что у нее просто стрессовое состояние. Я заговорила о том, что нашла на работе медсестер, которые с удовольствием вымоют окна в ее квартире, так как приглашать людей из фирмы «Заря» мне кажется опасным: там могут быть и жулики. «Что Вы говорите! — воскликнула Галина Сергеевна. — Как же я могу теперь верить людям!» Она даже рассердилась на меня. Когда я уходила, я отдала ей пачку горчицы, которую принесла для мытья посуды. Она сказала: «Вы же мне уже принесли соду», но посмотрела на меня теплым благодарным взглядом за то, что я не обиделась. К сожалению, машину продали очень дешево. Я уже не говорю о том, что, если бы она продавалась именно как машина Улановой, она бы стоила, вероятно, на порядок дороже, но Галина Сергеевна запретила говорить об этом. Как будто бы это можно было скрыть! При оформлении покупки с нее взяли госпошлину в два раза меньше, чем обычно, просто потому, что узнали ее, хотя она и спряталась за темными очками. Покупка еще не была оформлена, когда я нашла еще одного покупателя, который был готов заплатить, по крайней мере, в 2 раза больше. Но Галина Сергеевна хотела поскорей покончить с продажей, и начинать все сначала было невозможно. А ведь Галина Сергеевна получает немного и даже говорит, что если снова будет повышение квартплаты, ей придется менять квартиру на меньшую. Впрочем, она считает, что ей не нужна такая большая квартира. «Мне достаточно и однокомнатной», даже так. Но менять квартиру сил уже нет. Когда она переезжала в эту, знакомые переносили одежду прямо на вешалках. Когда я вспомнила поговорку «Два переезда — это как один пожар», она рассмеялась — раньше она этого не слышала. А вообще в этом доме ей жить сложно; мало того, что все ломается, недавно потолок в одном месте стал намокать. Оказалось, этажом выше в темной комнате сделали второй туалет. Потом мусоропровод засорился (он в кухне), в него выкинули полки вместе с книгами. Под окнами сделали автомобильную стоянку, машины дымят выхлопными газами, а по ночам сигналит то одна, то другая.

Зарплату Галина Сергеевна стала получать с 1991 года, а до этого 30 лет была только пенсия, да еще она должна была каждый год приносить справку в райсобес, что работает бесплатно. Когда я около полгода тому назад узнала, что ее пенсия и зарплата вместе ненамного больше моего заработка (а он меньше среднего), я предложила сходить в администрацию президента, потому что просто ведь в голову никому не приходит, что у Улановой может не быть денег. Галина Сергеевна ответила: «Сейчас всем трудно. Нужно потерпеть». Перед поездкой в Венецию Галина Сергеевна несколько нервничала: не все складывалось так, как нужно. Заболела и не могла поехать одна из учениц, ехала другая, но ее в Италии не очень ждали. (У нее сейчас 4 ученицы: Грачева, Семизорова, Семеняка и Михальченко. А всего было 12.) Как-то я пришла к Галине Сергеевне сразу после ухода Семеняки. Она принесла много дорогих продуктов, но только ничего из них Галина Сергеевна не могла есть — ни маринованных помидоров, ни огурцов. Галина Сергеевна была раздражена: она не хотела все это брать, а ей оставили; она не выносит насилия даже в такой безобидной форме.

Галина Сергеевна показала мне платья, которые берет с собою в Венецию. Выстирав и выгладив, она развесила их на вешалках, зацепленных на краях шкафов. Мне очень понравилась клетчатая накидка, кстати, тоже подарок Семеняки, сделанный ранее. Сломался замок у дорожной сумки. («Давайте, отнесу починить». — «Не надо».) Ну ничего, можно взять другую. Вернувшись из Венеции, Галина Сергеевна снова отправилась в ЦКБ — заканчивать курс прерванного в прошлый раз лечения.

В этот период Галина Сергеевна рассказывала мне много забавных случаев из своей жизни. Например, однажды она возвращалась из зарубежных гастролей. Пилот предложил ей немного поуправлять самолетом. Она попробовала, но быстро отдала штурвал назад: ей показалось, что чересчур легко, по сравнению с рулем автомашины, поворачивается корпус. (Официально Галина Сергеевна машину не водила, но за городом иногда все же садилась за руль, и машина ее легко слушалась.) С детства она очень любила плавать и кататься на лодке. Эти развлечения связаны у нее с воспоминаниями о любимом Селигере, где она была по-настоящему счастлива и даже раскрепощена, как никогда позже. Потом почти не было времени на отдых даже после ухода со сцены. За последние 10 лет, кажется, только один раз удалось всласть покупаться — в Пицунде. Она плавала в море даже тогда, когда оно было неспокойным. И показала, как она плавает лицом вниз, раздвигая воду руками; это было удивительно изящно и грациозно.

Галина Сергеевна рассказывала также о своей поездке в Израиль «по святым местам», тоже, конечно, по работе.

10/ХI-94 г.

В один из моих приездов в ЦКБ летом Галина Сергеевна говорила о предстоящих гастролях Большого театра в Австралию. Она сказала, что не решила еще, ехать ли ей. Я не советовала: по собственном опыту я знала, что 22-часовой перелет не очень легок, а Галина Сергеевна в Австралии уже была. «Но я же работать поеду. И потом я тренированная», — сказала она. «Лучше все же не надо». — «Я подумаю», — был ответ. Она не поехала, так как Григорович попросил ее возглавить репетиции возобновленной «Сильфиды». Лучше было бы, если бы Галина Сергеевна полетела в Австралию. Чувствовала она себя неважно, но работала, как всегда, в полную силу до самой генеральной репетиции «Сильфиды». Часто нервничала, потому что в этот период отвечала за работу всей оставшейся части балетной труппы. Однажды вместо 18 балерин кордебалета на репетицию «Жизели» явилось всего 6. «Вы так и во время приезда королевы Англии будете работать?» — спросила Галина Сергеевна. (Королева должна была приехать через несколько недель, и планировалось, что она посетит Большой театр.)

Дня за два до премьеры Галина Сергеевна слегла. Она решила 5 октября снова лечь в ЦКБ. Я была у нее третьего. Она попросила меня измерить ей кровяное давление. («Если умеете». — «Но я же врач!» — «Это не ваша специальность».) Какая же тоненькая у нее рука! Давление было очень низким. Я уговорила Галину Сергеевну съесть 5 ягодок китайского лимонника, который я принесла еще весной. («Сначала попробуйте сами!») Потом она приняла таблетку с препаратами железа. Сказала, что балерины часто принимают такие таблетки для поднятия тонуса. Скоро давление нормализовалось, Галина Сергеевна почувствовала себя лучше и сказала, что не нужно, чтобы приходила врач, которая должна была посмотреть ее. «Теперь совсем другое дело, — сказала она. — Не знаю, что помогло: лимонник, железо или разговор». Я помогла ей надеть рукав ее розового халатика. До чего же грациозно она это сделала! Когда я уходила, Галина Сергеевна чувствовала себя хорошо, настроение заметно улучшилось. На следующий день я позвонила с работы около 11 часов. Обычно я звоню не раньше часа: она встает в половине десятого, делает гимнастику, принимает душ, завтракает. Но в этот раз я с утра волновалась за Галину Сергеевну. Оказалось, что ночью она не спала и чувствует себя плохо. «Наверное, я съела заплесневевшую корочку хлеба. Не знаю, что мне делать. Наверное, нужно вызвать скорую». Поняв, что корочка здесь ни при чем, я отпустила студентов и побежала к ней. У подъезда стоял черный ЗИЛ, а в квартире был врач. Я спросила, что с ней. Он ответил, что она, мол, отравилась корочкой. «Я хотел промыть желудок, но она такая маленькая, а у меня с собой только большой зонд». Я спросила: «А Вы электрокардиограмму сделали?» — «Галина Сергеевна, сделать Вам кардиограмму?» — «Ну, сделайте». (А если бы она сказала «не нужно»?) Кардиограмма оказалась очень неважной. Галина Сергеевна выглядела плохо, но сама вставала два раза. У меня сердце разрывалось от сочувствия к ней. Мне казалось, что это страдает мой ребенок. Подойти к ней и помочь было невозможно: Галина Сергеевна не любит, чтобы ее видели, когда она чувствует себя плохо. Врач решил: нужна срочная госпитализация (для этого и стоял внизу черный ЗИЛ). Она попросила, чтобы на следующий день Наташа Тарасова привезла ей в Кунцево необходимые вещи, которые она уже собрала.

На другой день я позвонила Галине Сергеевне в больницу. Она отвечала едва слышным голосом. Говорила: «Они глушат меня лекарствами, чтобы я ни о чем не думала. Вот и хорошо». Как врач, я понимала, что долго лежать неподвижно вредно, а тем более все время спать. Пришлось попросить одного из ведущих специалистов ЦКБ посмотреть ее. По счастью, очень серьезный диагноз не подтвердился. Постепенно Галина Сергеевна стала чувствовать себя лучше, голос окреп, она стала делать гимнастику, сначала лежа; стала выходить гулять. Навестить ее в больнице она на этот раз не разрешала, никого не хотела видеть, только Наташа время от времени приносила творог и уходила. Она же починила оправу сломанных очков. (Я предлагала прислать ей новые, но оказалось, что это не нужно.) Я посылала ей «гостинцы» — различные фрукты, кекс, книгу Ивана Шмелева «Лето Господне». Как-то она попросила киви. Получив «гостинец», Галина Сергеевна всегда мне звонила. Фрукты она ела с удовольствием, а книжка ей показалась неинтересной, она ее даже не дочитала. Я знала, что ей нравится книга Одоевцевой «На берегах Невы», которую ей прислал кто-то из ее поклонников из Санкт-Петербурга, даже не назвав своего имени. Эта книга ведь о начале века, о Петербурге. А книга Шмелева тоже о начале века, о Москве.

Часто мы долго разговаривали по телефону. Галина Сергеевна рассказала, что ее отец родился в Малоге. Теперь этого города нет — на его месте Рыбинское водохранилище. В семье было 9 детей [Поэтому именно бабушка настояла, чтобы у невестки-балерины все же был хотя бы один ребенок. Так что Галина Сергеевна вполне могла и не родиться.]. Все двоюродные братья и сестры уже умерли, а двоюродных племянников она на знает. Мама и ее предки родились в Петербурге. У Галины Сергеевны нет родственников, которых бы она знала, но и друзей, как она считает, практически тоже нет. Хотя любящих ее людей очень много. Когда я ей об этом сказала, то услышала ответ: «Мне это не нужно». Я очень удивилась. «Это налагает большую ответственность. Я ничем не могу ответить этим людям». Впервые услышав от нее еще весною имена ее близких знакомых, я заметила, что у нее много подруг. «Какие же это подруги, это все люди намного моложе меня. Вот Таня Вячеслова была подругой».

Как-то Галина Сергеевна сказала, что никогда не жила ни с кем в одной комнате.

Когда Галине Сергеевне стало лучше, многие разговаривали с нею по телефону. Она говорила Грачевой, что, может быть, не сможет уже больше с нею заниматься. (Раньше Галина Сергеевна рассказывала, что Грачева отмечала: после ее объяснений многие движения стало делать намного легче и удобнее, что раньше ей никто так объяснить не мог.)

Очень трудно доставать ангинин; я уже исчерпала почти все возможные источники. И вдруг удалось достать довольно много. Я очень обрадовалась, передала ей в больницу через своего приятеля, работающего в ЦКБ. И вдруг через пару дней звоню Галине Сергеевне, а она говорит со мною сухо, как никогда. В чем дело? Оказалось, что одна из ее знакомых показала ей, что отрезан срок годности. Я и не заметила. Она мне с трудом поверила, и то не сразу. Сначала очень обиделась. После этого я уже всегда смотрела внимательно. Как-то я сказала, что срок годности лекарства — 1997 г. И вдруг Галина Сергеевна говорит: «Я не хочу доживать до 1997 года». Я похолодела. Я понимаю, что сейчас ей очень одиноко. «Ни к кому не могу привыкнуть», — сказала она недавно. Но и раньше говорила, что по-настоящему была счастлива только на Селигере — это несколько поездок на отдых туда перед войной. И это несмотря на море любви к ней и окружающих ее людей, ее близких, и бесчисленных поклонников по всему миру, и даже не видевших ее никогда ни на сцене, ни в жизни. Вероятно, быть счастливой ей мешало и слишком большое чувство ответственности, долга, то, что работа всегда была на первом месте, неумение по-настоящему надолго расслабиться. Наверное, она, кроме того, как бы заражалась от своих ролей, в подавляющем большинстве глубоко трагических. То, что она была слишком занята, мешало многим людям приблизиться к ней. Тем людям, которых она могла бы полюбить. Я обо всем этом недавно сказала в одной из наших длительных бесед по телефону. Она согласилась и добавила: «Так сложилось. А ведь я могла играть гораздо больше и совсем другие роли, даже веселые». Я думаю, была и еще одна причина. Я ей о ней не сказала.

9/I-95 г.

Новый год Галина Сергеевна встречала одна. Конечно, желающих быть с ней вместе было много. Но она никого не позвала. Немного выпила вина, но почувствовала себя от этого плохо.

Вчера Игорь отнес ей 15 замечательных темно-красных гвоздик. Мы долго выбирали их в разных местах — хотели найти самые лучшие. Я, как всегда, написала ей поздравление на зарубежной открытке. Она перезвонила.

В театре во что бы то ни стало хотели отметить юбилей, но Галина Сергеевна не согласилась. Как ее ни уговаривали, ничего из этого не получилось: у нее ведь железный характер. Она и от празднования 80-летия отказалась; спряталась в больнице. Звонили ей без конца, впрочем, не только в юбилейные дни. Она иногда очень уставала от телефонных звонков. Я посоветовала поставить автоответчик и отбирать нужные звонки. Она сказала: «Как можно! Если люди звонят, значит, им нужно, я должна им отвечать». В этот период Галина Сергеевна охотно разговаривала со Львовым-Анохиным (она его называла «Лев Анохин» — оговаривалась). У него три года тому назад умерла жена, и ей казалось, что он понимает ее лучше других. «Только не насилуйте себя», — говорил он Галине Сергеевне.

В день юбилея пришло около полутора тысяч поздравительных телеграмм и писем, в том числе от Ельцина, Черномырдина. В Большом театре хотели опубликовать список телеграмм и текст наиболее значительных, но Галина Сергеевна не согласилась. Все, что показали по телевизору — «“Жизель” в исполнении Грачевой для Галины Улановой» с выступлениями Михаила Лавровского, Марка Захарова и, кажется, Зельдина, а также с фрагментами ее 75-летнего юбилея в перерывах, ей не понравилось. «Могут подумать, что я там присутствую». «Да какое это имеет значение?» — спросила я. «Не люблю вранья». Да уж, вранья она не любит. И сама никогда не говорит неправду, даже в мелочах. От этого, конечно, ей живется еще труднее. Передачу все же досмотрела до конца.

К 85-летию Галины Сергеевны в Большом театре был издан буклетик, только его ей забыли подарить! Она случайно потом увидела его у кого-то, когда вышла на работу. Телевизор Галина Сергеевна смотрит крайне редко, почти только то, что связано с работой. Но вот, когда была последний раз в больнице, слушала трехпрограммную радиоточку. Иногда возмущалась: «Современную музыку слушать невозможно: в ней всего две ноты». Или: «Передают безобразную рекламу о продаже каких-то коровьих шкур. Нужно позвонить и сказать, чтобы этого не делали. Как они этого не понимают?!»

25/II-95 г.

В конце января Галина Сергеевна вышла на работу. Как же обрадовались гардеробщицы, билетерши, сторожа. «Галина Сергеевна! Вы? На своих ногах!» — рассказывала она мне. Большинство актеров никак не прореагировали на ее приход. «Я с ними (актерами) не общаюсь, они меня на сцене не видели». Общается, конечно, но только по работе.

Выглядит она уже неплохо, но только бледная.

Вчера сказала: «С того света еще никто не возвращался». Я ей рассказала о книге Моуди «Жизнь после жизни» и о тех вернувшихся после клинической смерти, их ведь показывали по телевизору. Ее это не заинтересовало.

Надо бы ей получше питаться. Как-то она рассказывала: «Вот приезжали Таня с мужем, приготовили мне пельмени. Очень вкусно». И я, и Елена Сергеевна, да, наверное, и другие уговаривают ее взять приходящую домработницу, но она не решается. Вспоминает какую-то женщину из Большого театра, которая много лет приходила и делала все, что нужно по дому. Она, к сожалению, уже давно умерла. Я предложила Галине Сергеевне посмотреть одну мою знакомую, которая охотно стала бы ей помогать. «Что за смотрины! — сказала она. — С некоторыми людьми даже стоять рядом трудно». Потом добавила: «Вот Вы все мне помогаете, а из театра только через 4 месяца после Таниной смерти позвонили и спросили, не нужно ли помочь». Да, помню, это при мне было. Она тогда сказала: «Нет, спасибо, все сделали мои друзья».

Говорили о зарубежных поездках. Я спросила, во скольких странах она была. Галина Сергеевна сказала, что не помнит. «Но я все записываю в дневник. Для себя. Когда почувствую, что пора это сделать, дневник уничтожу».

14/IV-95 г.

10 марта в Большом театре забастовала часть балетной труппы. Галина Сергеевна, работающая здесь уже пятьдесят первый год, отреагировала крайне отрицательно. Два дня она не могла заставить себя пойти в театр. «Я то сниму пальто, то надену». 13 марта все же пошла. Провела репетицию, но упала и очень сильно расшиблась — надорвала связки и сосуды ноги. Дома вставать могла только с костылем. Переменила место спальни — поближе к кухне. Все же 27 марта снова пришлось ложиться в ЦКБ. В день годовщины смерти Татьяны Владимировны Галина Сергеевна мне о ней рассказывала: как та боялась идти к ней; ей говорили: «Уланова сухая», как она ездила в Мангазею, как спрыгивала с вертолета на Северный полюс. Какой же молодец Галина Сергеевна, подумала я, — помнит такое название, как Мангазея! В первые дни после госпитализации она только ходила по палате с костылем; как только поняла, что может обходиться без него, стала выходить гулять. Сама попросила назначить ей лечение в барокамере и буквально на третий день после того, как стала выходить из палаты, ее одну отправили пешком в корпус, где эта самая барокамера находится. А туда идти 2 км в одну сторону. «Я едва дошла обратно», — жаловалась мне Галина Сергеевна.

31/IV-95 г.

Весь период, пока Галина Сергеевна была в больнице, мы много разговаривали. Она попросила меня перечитать свои самые любимые рассказы Тургенева «Три встречи» и «Призраки» и сказала, что мы их обсудим в мой следующий приезд к ней в больницу. Тургенев — самый любимый ее прозаик. Я перечитала эти и несколько других его рассказов и поняла, что Тургенев — очень грустный писатель; в молодости я его таким не воспринимала. «Да, он очень грустный, потому что у него тоже была очень несчастная жизнь», — сказала Галина Сергеевна. Из поэтов она больше всего любила Пушкина. «Меня завораживает его ритм», — так она говорит. И Пушкина, и Тургенева перечитывает без конца. С удовольствием прочла «Золотой венец» Бориса Зайцева и переписку его жены Веры с женою Бунина, которые я принесла ей в больницу.

О сложном отношении в театре я старалась не говорить, так как поняла, что это будет ее волновать, и старалась увести разговор в сторону, если она заговаривала на эту тему. Еще в декабре, сказала Галина Сергеевна, ей звонил министр культуры Сидоров и спрашивал, чью же сторону нужно принять в конфликте. Она ответила: «Ничью принимать не нужно, делом надо заниматься, а не всякой ерундой!» Галина Сергеевна ни о ком в театре не говорит плохо, в том числе и о тех, кто в свое время старался причинить ей неприятности (я об этом знаю не от нее), она это просто не помнит.

Владимир Васильев, ставший недавно художественным руководителем-директором Большого театра, торопит ее с выпиской, говорит, что она очень нужна. Он создал особый художественный совет-коллегию, где балет будет представлять Галина Сергеевна. «А мне это не интересно, мне интересно репетировать», — говорит она. Хорошо, что Васильев ее зовет, а то она время от времени начинает сомневаться в том, дадут ли ей дальше работать. На мое удивление она отвечает: «Не забывайте, сколько мне лет. Помню, когда моей бабушке исполнилось 70, мы считали, что она очень старая», и еще: «Я должна что-то для себя придумать, тогда я смогу не работать». Я напомнила Галине Сергеевне, что когда-то она думала написать книгу, но не книгу воспоминаний, не книгу о своей жизни, а профессиональную книгу для балерин. Галина Сергеевна сказала, что сейчас это сделать трудно: такую книгу нужно иллюстрировать показом движений, приемов, а она это сделать уже не может. Я возразила, что показать движения могли бы ее ученицы, что все можно было бы записать на видеопленку. Я даже сказала, что мы могли бы перевести книгу на английский, немецкий, французский, издать в США через своих знакомых американцев. Но Галина Сергеевна воскликнула: «Что мне эти США! Хватит, всюду побывала. Я живу в России. Меня интересует только Россия». (Ей недавно предложили преподавать в США.)

17/V-95 г.

Вчера разговаривала с Галиной Сергеевной по телефону: я поздравила ее с днем окончания хореографического училища. Сейчас она чувствует себя хорошо. Регулярно ходит на работу. Кажется спокойной. Договорились, что я на днях зайду к ней. Но все же с того времени, как она заболела осенью, я постоянно о ней беспокоюсь. Устает она теперь быстрее, чем раньше. Еще в начале осени как-то сказала, что из театра поедет на Арбат в аптеку, машину отпустит, а домой пойдет пешком. «Устанете». — «Устану, сяду в метро». Теперь бы она так не сказала.

Недавно я купила видеофильм «Ромео и Джульета», в роли Джульеты Галина Сергеевна. Когда я сказала, что иду покупать этот фильм, Галина Сергеевна возразила: «Не покупайте. Это ужасно». И только после того, как я сообщила, что видела этот балет много раз в ее исполнении и невольно дополняю запись тем, чего там нет в полной мере — ее необыкновенной аурой, она согласилась, что фильм можно все же купить. Ее аура, которую чувствовали и на самых дальних местах четвертого яруса! Она чувствуется и сейчас. Галина Сергеевна вообще не любит своих записей. «Ведь их снимают кусками, заставляют повторять отдельные эпизоды по несколько раз. Все это очень мешает. Я бы даже запретила аплодисменты во время спектаклей — это сбивает». Особенно она не любит «Жизель», которая снималась в Англии ночью после окончания спектакля.

10/V-95 г.

Сегодня была у Галины Сергеевны. Как всегда, долго разговаривали. Она рассказывала и даже показывала мне, как она по-настоящему научилась играть на сцене: этому ее научили драматические актеры, особенно Тиме. Галина Сергеевна изображала, двигаясь по гостиной, что она топит печь. «А что ты забыла сделать?» — спрашивали ее. Оказалось, она забыла закрыть заслонку. И показала, как она ее закрывает.

Как жаль, что Галина Сергеевна наотрез отказывается давать интервью и выступать по телевидению (приглашают ее постоянно). Я спросила, почему. «Это никому не интересно. Я не знаю ничего интересного». На самом деле все, о чем она говорит, чрезвычайно интересно. У нее на все своя точка зрения. С другой стороны, если бы соглашалась, она бы очень волновалась, так что, может быть, так оно и лучше.

Необычность ее реакции иногда ставит в тупик. Как-то Галина Сергеевна спросила меня: «Почему Вы даете свои визитные карточки моим знакомым? Вы хотите похвастаться?» Я остолбенела. Говорю: «Да мне нечем хвастаться. Я же не занимаю никакой высокой должности. Ну, все равно как если бы я танцевала танец маленьких лебедей в «Лебедином озере», не больше. Визитные карточки даю, чтобы Ваши знакомые могли обращаться ко мне за помощью, если будут беспокоить глаза». — «Ну, может быть, и так». В следующий раз, когда я была у нее, я показала Галине Сергеевне визитную карточку, которую дал мне ее врач. «Ну, значит у врачей так принято». — «Хотите, чтобы я заказала визитные карточки для Вас? Там можно просто написать: «Галина Сергеевна Уланова» — этого было бы достаточно». — «Нет, нет, Боже сохрани».

Когда я приезжаю с дачи, я всегда привожу ей цветы. Привезла и сегодня. Она взяла тяжеленную вазу из настоящего хрусталя и понесла ее в кухню, чтобы наполнить водой. Я хотела помочь, взять эту вазу, но она не позволила — всегда все старается делать сама. Снова я звала ее на дачу, рассказала, что мы оклеили «ее половину» новыми обоями. Галина Сергеевна сказала: «Мне не нужна половина, мне бы только комнатку».

15/VIII-95 г.

В июле Галина Сергеевна отдыхала в Барвихе. Она там не была лет 20. Путевка стоит 7 миллионов за 26 дней, но ей сделали скидку, и она заплатила 3 миллиона. У нее был отдельный домик. Один раз я съездила к ней, отвезла розы и малину. В этом году малины мало, но я все же набрала ее у нас на даче.

Галина Сергеевна очень радовалась, что она будет кататься на лодке по пруду, специально даже брюки взяла для этого. Но вдруг ей не разрешили. Я дозвонилась с дачи в Барвиху, разыскала лечащего врача. Она оказалась очень милой женщиной. Объяснила мне, что главврач не хочет брать на себя ответственность потому, что Галина Сергеевна слишком знаменита. Ей предлагали покатать ее на лодке. Но ей не это было нужно: ей не хватало движения, а много ходить она не могла — стала уставать. Я предложила снова приехать, тогда я смогу просто сидеть в лодке, а она будет грести. «Это мне будет тяжело, — сказала Галина Сергеевна, — я вешу сейчас 46 кг, и Вы, наверное, столько же». Все это я объяснила лечащему врачу и еще сказала, что они недооценивают, насколько Галина Сергеевна владеет своим телом, что она прекрасно умеет грести. Тогда доктор решила ответственность взять на себя и позволить Галине Сергеевне кататься без письменного разрешения. Как же она обрадовалась! Но ночью, вставая с постели, зацепилась за кресло, упала и разбила грудную клетку. По счастью, на рентгенограмме трещин ребер не оказалось, но катание на лодке пришлось отложить. Потом не оказалось свободных весел. На следующий день Галина Сергеевна встала рано и, наконец, весла получила. Последние дни она каталась ежедневно. Главное, она ощутила, что может грести, как и раньше, а то уже стала говорить «от старости лекарства нет» и тому подобные вещи. Иногда она бывает к себе беспощадна. Возникал вопрос и о том, что пора бросать работу. Ей многое не нравилось в театре, и она даже сказала, что решила этот вопрос окончательно. Я сказала: «Моисеев ведь работает, а он старше на 4 года». Галина Сергеевна отвечала, что у него совсем другие нервы, более спокойная жизнь. Вот и в Барвихе у него своя компания, он сидит себе в тени, играет в шахматы. «Советует мне: “Галя, вы все делаете станок, гимнастику. Лучше это делать в воде — намного легче».

Своей работой в Коллегии она пока недовольна. Во-первых, говорит она, в Коллегию входят и люди, далекие от Большого театра. Все члены Коллегии должны посетить какой-нибудь спектакль один раз в три месяца, но к советам их никто не прислушивается. «Не хочу быть гвоздем, на который вешают черный флаг», — сказала Галина Сергеевна. Я даже не поняла, что она имела в виду. Игорь считает, что это значит, что она не хочет играть роль ширмы. «Кто-то приходит из иностранцев, им говорят: «Вот у нас Уланова в Коллегии». Но к моему мнению и вообще ни к чьему мнению они не прислушиваются». Главное для нее — это работа балетмейстера-репетитора. Но она продолжает сомневаться, позволят ли ей продолжать эту работу. Надо же быть такой неуверенной в себе — это при ее то славе! Настроение у нее все это время было «никаким», как она выражалась. Как-то я сказала: «Ваши близкие», и услышала в ответ: «Я сама у себя только и есть близкий человек». У меня сердце разрывается, когда я слышу от нее подобные вещи.

25/ІХ-95 г.

Все же Галина Сергеевна работать продолжает. Слава Богу! Ведь менять образ жизни через 75 с лишним лет не только трудно, но и опасно. После того, как она вернулась из Барвихи, выглядит намного лучше. В августе или сентябре в день 100-летия Завадского она созвонилась с Бортниковым, а потом съездила на могилу и отвезла большой букет белых цветов (кажется, это были розы). Я сказала, что недавно исполнилось 70 лет Эсамбаеву. «Жаль, что я не знала, а то бы позвонила; он всегда очень внимателен ко мне и даже говорит, что ему хочется встать передо мной на колени. Ну уж, это слишком; я этого не заслуживаю», — сказала Галина Сергеевна. Как-то она рассказала мне, что в Кировском театре пол был настолько холодным, что танцовщицы простуживались, когда им приходилось ложиться. Тогда она купила за свой счет ткань (кажется, черную, я забыла), и пол задрапировали. Но через некоторое время ткань пришлось снять, так как пожарные запретили, чтобы было такое покрытие.

Перед войной Галину Сергеевну вызвали в Москву танцевать «Лебединое озеро». На спектакле присутствовали Риббентроп, глава французского государства, и Сталин. На следующий день в гостиницу к Галине Сергеевне принесли цветы. Каждый цветок был завернут отдельно. Еще была записка со словами восхищения и благодарности. От Риббентропа. Галина Сергеевна очень испугалась и бросилась в номер к Константину Сергееву. Тот посоветовал позвонить в Министерство культуры. Она так и сделала. В Министерстве ее успокоили, сказали, чтобы не волновалась, а наслаждалась цветами. Галина Сергеевна замечательный рассказчик. Иногда, рассказывая, она что-то показывает. Но иногда рассказывает, а потом говорит, что не нужно ей все это вспоминать. Почему? Мне кажется, что воспоминания о прошлом должны отвлечь ее от мыслей о сегодняшнем дне, от одиночества. Да я уже давно о ее жизни и не спрашиваю. Она ведь сама рассказывает. Иногда говорим по 1,5-2 часа, даже по телефону с дачи. А она невероятно одинока, несмотря на море любви к ней и ее друзей и знакомых, и людей в общем-то посторонних, например медицинских сестер и нянечек в санатории. Как-то Уланчик назвала мне 5 человек, которым она доверяет. Это — Наташа Тарасова, Таня (не знаю, которая из двух оставшихся Тань), Елена Сергеевна, Лида (именно в таком порядке, но, может быть, это и случайно). Кто пятый, я забыла. Она назвала имя и отчество, кажется, это та, которая со своей дочерью привозит ей цветы и кабачки со своей дачи.

30/XI-95 г.

Недавно Галина Сергеевна летала в Алма-Ату. Там был какой-то юбилей, а ее пригласили, так как она приезжала туда на некоторое время из Перми во время эвакуации. Внезапно рано утром с самолета Галина Сергеевна увидела восход солнца. Какую же радость это ей доставило! Вернувшись, сказала: «Я думаю, что страны бывшего Советского Союза со временем снова соединятся». Кстати, она иногда современную Россию называет Советским Союзом — оговаривается.

Галина Сергеевна очень много читает. Когда я прихожу к ней попозже, она почти всегда с книгой.

Недавно рассказывала мне о своем коте, который был, когда она жила на Новослободской улице. А я думала, что она любит больше собак. Да нет, она любит все живое, любых животных, деревья, цветы. Как-то раз я принесла ей цветы с дачи, а она говорит: «Цветочки хорошо. Но утомительно. Я ведь ежедневно подрезаю в воде каждый цветочек. Иногда встаю на полтора часа раньше, чтобы не опоздать на работу».

С детьми Галина Сергеевна разговаривает очень ласково, улыбается им, но не считает для себя потерей то, что их у нее не было. О них она просто никогда не думала, так она сама говорит.

8/ХІІ-95 г.

Ой, Галина Сергеевна опять болеет гриппом. Температура высокая. И врач из поликлиники ЦКБ приехать не может — у них сломалась машина. И так понятно, как лечиться, но Уланчик волнуется из-за больничного листа. Я уж потихоньку позвонила ее врачу (я с ней много раз общалась раньше) и предложила отвезти ее к дому Галины Сергеевны на машине. Врач сказала, что собирается быть у нее тринадцатого и что, если машины не будет, она мне позвонит. Не позвонила. Ох, попадет мне, если Галина Сергеевна узнает: она мне этого делать не разрешила.

25/III-96 г.

С Галиной Сергеевной, к сожалению, общаемся гораздо реже. Иногда я звоню ей и если она радостно говорит: «Катюша!», как только я успею поздороваться, не называя еще себя, значит, можно долго с ней разговаривать и скоро позвонить снова или даже напроситься в гости: «Галина Сергеевна! Я так соскучилась!» Она обычно отвечает: «Ну, раз так, приезжайте». Если же называю себя, а она отвечает: «Слышу!» или «Знаю!», тогда нужно постараться уловить момент, когда она от разговора устала. И не спешить со следующим звонком, а лучше всего дождаться, когда Галина Сергеевна позвонит сама. И это для меня праздник. За последнее время она стала быстро уставать. Раньше иногда спрашивала, какой лосьон или крем употребить. А теперь скажешь ей, что она хорошо выглядит, а она отвечает: «Это не имеет значения, мне не замуж выходить». Очень я за нее беспокоюсь. Чувство тревоги не покидает меня теперь никогда.

20/ХII-96 г.

7/XII вдруг позвонила Галина Сергеевна и поздравила с днем именин. Это был настоящий праздник.

Летом я Галину Сергеевну видела почаще. Перед поездкой во Францию советовалась с ней: она ведь была там, куда мы собрались ехать на этот раз, — и на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, и в поездке по замкам Луары. Уланчик мне даже дала совет съездить на эту экскурсию с ночевкой.

После поездки в Санкт-Петербург, куда она постоянно рвется, Галина Сергеевна оживилась и даже похорошела. Рассказывала, что там у нее осталась практически только одна семья, которая ухаживает за могилой ее родителей.

Как хорошо и правильно Уланчик говорит по-русски. И меня иногда поправляет, а мне-то казалось, что я хорошо знаю русский язык. Напрасно казалось. Галина Сергеевна говорит лучше. Для меня образец настоящего русского интеллигента — это Галина Сергеевна Уланова и Дмитрий Сергеевич Лихачев. Я ей об этом сказала, а она ответила, что на самом деле таких людей очень много.

Как-то я рассказала Галине Сергеевне, что очень далеко от Рио-де-Жанейро на водопадах Игуасу я встретила сорокалетнего человека, который сказал, что знает в России два имени — Ельцина и Улановой, которую около сорока лет назад однажды увидела его мать и потом много раз рассказывала о ней своему сыну. На меня это произвело сильное впечатление, на Галину же Сергеевну — ни малейшего. Совсем не гордится она своей всемирной славой, а — совсем немножко — только тем, что и сейчас остается стройной и гибкой и может, не сгибая ног, нагнуться и достать руками до земли.

26/IV-97 г.

19 января мы были на премьере «Раймонды» с Семизоровой. Только я не видела ни ее, ни балета, потому что на спектакле была Галине Сергеевна, я не виделась с нею, наверное, месяца два — тогда я ходила к ней после ее звонка: «Куда Вы пропали?» За это время Уланчик еще раз съездила в Петербург (она его обычно называет Ленинградом, а однажды сказала: «Не знаю, как мне теперь называть этот город: на моей памяти он был сначала Петербургом, вернее Петроградом, потом Ленинградом, а теперь опять стал Петербургом»). На спектакле я, большую часть времени прячась за Зою, смотрела на Галину Сергеевну в бинокль. Только напрасно я пряталась: мы сидели близко и она нас видела. Потом мы с нею вместе надо мною посмеялись.

В прошлый раз, когда я была у Галины Сергеевны, я ей рассказала о голых собаках. Сначала она сказала: «Страшные, наверное». Но когда я показала их фотографию — на головках волосы точно прическа, она сказала: «Нет, они ничего, симпатичные».

9/ХІ-97 г.

Галину Сергеевну вижу редко. Иногда говорим по телефону. Зато по телевизору видела ее раз 12: тут и интервью у нее дома, и беседа с Дианой Вишневой после спектакля «Дон Кихот» в Большом театре, и празднование 850-летия Москвы, где она, ставшая почетной гражданкой нашего города, поднимает флаг у Моссовета, и ее выступление на юбилее Андрея Гончарова, и передачи, ей посвященные, — «Царская ложа», «Старое танго». Я теперь все это записываю на видеомагнитофон: хочу подарить ей на 90-летие. Очень активной стала она в этом году: то идет на празднование юбилея Гончарова или Олега Ефремова, то присутствует на разных презентациях — художника Соколова или модельера, готовящего костюмы для Жизели. Ее дома-то не застанешь. Дай Бог. Лишь бы не переутомилась, тем более, что днем она никогда не спит: говорит, что иначе не уснет ночью.

8/I-98 г.

Сегодня была у Галины Сергеевны в больнице. На этот раз диагноз серьезный. Это случилось 12 ноября. Слава Богу, теперь она чувствует себя уже хорошо. Постоянно ходит в библиотеку, которая оказалась рядом с ее палатой. У палаты номер, кажется, 316 — такой же, который был у ее предыдущей квартиры. Я пришла сегодня поздравить ее с днем рождения, принесла орхидею и кое-что из того, что она любит, — фрукты, йогурты, творог. В ЦКБ почему-то этого никогда почти не дают. Раньше ей молочные продукты приносила Наташа Тарасова, но в последнее время она почему-то исчезла.

Я общаюсь с заведующим отделением, где лежит Галина Сергеевна. Я и в прошлые годы это делала. Но сейчас общаюсь постоянно, тем более, что он оказался мужем моей бывшей сотрудницы. В соседнем отделении ремонт, поэтому отделение, где лежит Галина Сергеевна, перегружено. Сначала она попала в трехместную палату, потом в двухместную. Я стала упрашивать заведующего перевести ее в одноместную палату. Сначала не получалось, но наконец в ответ на мой очередной звонок заведующий сказал: «Я выполнил Вашу просьбу». Когда Галина Сергеевна лежала еще в двухместной палате, она однажды, вставая ночью, зацепилась за тумбочку, упала и сломала свой удивительно красивый носик. Сейчас уже совсем незаметно, только горбинка увеличилась. В конце месяца Галина Сергеевна снова поедет в Барвиху.

Господи, хоть бы у нее все окончательно обошлось! У нее же в жизни всегда так много трудностей! И в серьезном, и в пустяках. Предлагаешь ей что-то достать или чего-то добиваться, говоришь, что это же просто. Она отвечает: «Это у Вас все просто, а у меня всегда все сложно». К сожалению, так оно и есть.

21/ІІІ-98 г.

Сегодня Галина Сергеевна умерла.

Я проснулась утром, как всегда, с мыслями о ней, как обычно в последние 3 года, мысли эти были беспокойными. И вдруг я успокоилась. Мне захотелось позвонить ей сразу, я посмотрела на часы. Было 11; звонить ей было рано – обычно в это время она принимает душ, завтракает и так далее. Я решила, что позвоню в час дня или чуть позже. И вдруг я услышала по радио, что она умерла, я позвонила в ЦКБ и спросила, когда это случилось. Мне сказали, что в 11 утра.

8/ІІІ мы прилетели из Исландии. 9/III я позвонила Галине Сергеевне. Я услыхала ее голос, но связь работала плохо, и она меня совсем не слышала. После третьей попытки я решила отложить звонок на следующий день. Вечером 10 марта телефон был долго занят, и я подумала, что она, наверное, уже устала разговаривать, а 11 мы улетели в Исландию. Мне всегда казалось, что если с Галиной Сергеевной что-то случиться, я узнаю об этом по радио или по телевизору. Так и вышло. Я позвонила заведующему отделением и он все рассказал мне. Ей стало плохо 11 марта, потом в течении 10 дней процесс развивался; все делалось как нужно, но ничего уже было нельзя поделать. На вопросы отвечать она перестала только 18 марта.

Не хочется, чтобы делали вскрытие.

Не могу больше писать.

23/III-98 г.

Сегодня именины Галины Сергеевны. Я совершенно не понимаю и не ощущаю, что ее больше нет. В субботу и воскресенье о ней много говорили и по радио, и по телевидению. А сегодня Ельцин отправил правительство в отставку, и теперь уже все говорят только об этом, а о Галине Сергеевне забыли. Я очень благодарна замечательному ведущему Андрею Максимову, который в ночной программе «Времечко» сказал, что ушел замечательный, необыкновенный человек, ушла целая эпоха, а правительства уходят и приходят достаточно часто.

28/Ш-98 г.

25 марта была панихида и похороны. Мне обещали пропуск в Большой театр, но я боялась, что что-нибудь не получится, и пришла к Большому театру к 8 часам утра. Там было уже человек 6, а к 11 собралась огромная очередь. Я прошла, как только впустили в Большой театр. На входных дверях кто-то прикрепил небольшой букетик красных гвоздик. Положив чайные розы на гроб совсем рядом с лицом Галины Сергеевны, я отошла немного в сторону и остановилась рядом с актерами Большого театра. Можно было бы там остаться до конца панихиды, но меня должны были встретить в половине двенадцатого у 15 подъезда и провести внутрь, кроме того, я хотела раздеться. В служебном гардеробе, принимая у меня куртку, пожилая женщина сказала: «Такого бриллианта больше нет». — «И не будет», — добавила я. Все три часа панихиды я смотрела только на нее, и только потом в телевизионных репортажах я увидела и пришедших членов отставного правительства, и деятелей культуры.

Глядя на Галину Сергеевну, я испытывала одновременно чувство глубочайшего горя и огромного счастья из-за того, что я вижу ее снова. Когда, прощаясь с нею, я поцеловала ее в плечо — до лба было не дотянуться — и дотронулась до него рукой, она не была холодной.

Выступавших на панихиде я не видела — продолжала смотреть на Галину Сергеевну, — только слушала, что говорили Владимир Васильев, Аскольд Макаров, Юрий Лужков, Раиса Стручкова, Олег Ефремов, министр культуры Дементьева, кто-то еще, в общем немногие. Лучше всех говорили Лужков и Стручкова — неформально и тепло. На Лужкова я даже взглянула. Очень многие из обслуживающего персонала Большого театра искренне горевали, но нашлась среди них одна пожилая женщина, которая, стоя напротив гроба, стала рассказывать сплетни о Галине Сергеевне. Я попросила ее прекратить, а стоявшие поблизости меня поддержали. Подавляющее большинство пришедших проститься в фойе Большого театра не попало: неприглашенным было отведено всего лишь около 2 часов. На одном из автобусов Большого театра я отправилась на Новодевичье кладбище. Люди дотрагивались руками до траурного ЗИЛа, отвозившего Галину Сергеевну. Мимо дома ее не провезли, хотя он был виден и совсем близко. Когда выходили из автобуса, пожилой, маленькой, плохо одетой женщине стало плохо, и она упала у стены Новодевичьего кладбища. Ворота закрыли, долго и сюда не пропускали желающих проститься, если они не были известными людьми или связаны с Большим театром.

Я уже знала, что место на кладбище выбрано неудачно: каждый идущий на старую территорию и большинство направляющихся на новую проходят мимо. Те, кто был знаком с Галиной Сергеевной, понимали, что это место не для нее: она любила уединение и мало с кем общалась помимо работы. На кладбище мне тоже не удалось поцеловать ее, я только увидела, как опустили на этот прекрасный и после смерти лоб белое покрывало. Здесь тоже говорили немногие, среди них Явлинский.

Когда после похорон я входила в метро, меня попросили предъявить документы: приняли за пьяную. По-видимому, меня шатало.

18/ХІІ-98 г.

На могиле у Галины Сергеевны всегда много живых цветов, есть среди них и дорогие, но большинство недорогих, и видно, что от разных людей: одна-две гвоздички, букетики васильков и ромашек. Много свечей; они догорают до конца, хотя горят 1-2 минуты, но их зажигают снова и снова. Приносят вазочки для цветов, лампадки, яйца-писанки (Галина Сергеевна умерла во время Великого поста, а на сороковой день был день танца (!)), но все это быстро исчезает: разные люди ходят мимо ее могилы. Гиды рассказывают своим экскурсантам, что она была не только Великой актрисой, но и замечательным человеком. Во время ужасного июньского урагана пострадали многие могилы (и не только на Новодевичьем кладбище, а рабочие этого кладбища говорят, что на всех): упали бюсты, треснули плиты, перекорежило ограды, даже вскрылись могилы, упало множество деревьев и на кладбище, и рядом с ним. Роща старинных деревьев перед входом на Новодевичье просто перестала существовать. Я пришла к Галине Сергеевне через 2 дня после урагана и увидела, что могила ее просто сияет: зеленеет трава, кто-то посадил принесенный мною 16 мая барвинок, в углах цветут 2 очаровательные маленькие красные розочки. Это все сделали Елена Сергеевна и Таня Касаткина. Спасибо им. Теперь один из рабочих кладбища говорит, что любит подходить к этой могиле потому, что «от нее идет свет».

Квартиру Галины Сергеевны под мемориальный музей чиновники мэрии не отдают. Обещают сделать памятник на могиле, но сделают ли? Утверждают, что мемориальную доску можно поставить не раньше, чем через 5 лет. Все эти трудности легко бы мог решить Лужков, но он сейчас занят предвыборной компанией и добраться до него невозможно. С самого начала после смерти Галины Сергеевны я мечтала, чтобы она мне приснилась. В первый раз это произошло месяцев через 5, а потом стала сниться довольно часто. Сниться по-разному: иногда я вижу ее как бы со стороны, но чаще так, точно я с нею общаюсь. Я помню эти сны очень четко. И всегда остается ощущение счастья общения с нею точно такое же, какое было на ее спектаклях или тогда, когда я видела ее, разговаривала с нею.

22/II-99 г.

Остается месяц до годовщины смерти Галины Сергеевны. Нет еще года. А мне кажется, что она умерла так давно! Я и сейчас в любую минуту готова о ней заплакать — стоит мельком увидеть ее по телевизору или услышать музыку, которую она любила или под которую она танцевала. И зимой на ее могиле цветов не меньше, чем летом и осенью. Появились веточки мимозы. 8 февраля (почему не 8 января — в день ее рождения?) в Зале Чайковского (почему не в Большом театре?) был вечер «Вспоминая Уланову». Недорогие билеты — по 30, по 70 рублей исчезли мгновенно, все время стояла очередь, пока не кончились и самые дорогие — по 500 рублей. Вели вечер Белинский и Львов-Анохон. Открыл вечер Никита Михалков (фонд культуры дал часть денег на проведение вечера). Выступали Владимир Васильев, Андрис Лиепа, Людмила Семеняка, Николай Цискаридзе. Потом Семизорова (она занималась с Галиной Сергеевной около 20 лет) и Перетокин исполнили хореографическую миниатюру, посвященную Галине Сергеевне. Она так и называется «Посвящение». Музыка Араписа, постановка Лагунова и М. Лавровского. Очень тепло и хорошо все говорили. Мы с Зоей проплакали все первое отделение. Во втором исполнялись отдельные номера и фрагменты из балетов, в которых танцевала Галина Сергеевна или которые она репетировала («Нарцисс» и другие). Исполняли ее ученики, а также Ульяна Лопаткина и ученики Академии хореографии. Были две картины Тихомировых: одна стояла на сцене, другая висела в фойе. К той, что стояла на сцене, танцевавшие клали подаренные ей цветы. (Правда, на следующий день ни один из этих цветов на могиле Галины Сергеевны не появился. Наверное, просто никому не пришло в голову отнести их.)

18/IV-99 г.

Я только что написала о том, что когда в семидесятые годы Галину Сергеевну спросили, что бы она хотела услышать по радио, она ответила, что Рондо-Каприччиозо Сен-Санса. И в это время я услышала его по радио «Орфей». Вот такие бывают совпадения.

25/IV-99 г.

Сегодня я записала передачу Виталия Вульфа «Серебряный шар», посвященную Галине Сергеевне, которую я так боялась. По счастью, она оказалась интересной и достаточно деликатной, хотя автор все же не удержался, чтобы не говорить о ее личной жизни. Даже упомянул о том, что понял: она не хотела, чтобы была эта передача. (А после смерти — что же, можно нарушить ее желание?) Были и кое-какие маленькие неточности. Так, например, на памятнике ее мужа на Новодевичьем кладбище написано не «От Улановой», а «Сделано Янсон-Манизер для Улановой» — маленькая, плохо заметная надпись на боковой части бюста у постамента. И еще: мне кажется, когда В. Вульф говорил о том, что Галину Сергеевну отличали достоинство и гордость, нужно было сказать так, чтобы было ясно: гордость ее — это именно достоинство, а не гордыня, чего у нее как раз и не было. И не была она своевольной и властной, а просто всегда знала, чего она хочет и чего не хочет, и отметала все, что мешало ее работе, ставя работу всегда на первое место, впереди личной жизни.

5/IV-2001 г.

Вот прошло уже более трех лет после смерти Галины Сергеевны, и по-прежнему нет ни памятника на могиле, ни мемориальной доски на доме, ничего не решено с квартирой.

© Карташёва Екатерина 2006
Оставьте свой отзыв
Имя
Сообщение
Введите текст с картинки

рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:




Благотворительная организация «СИЯНИЕ НАДЕЖДЫ»
© Неизвестная Женская Библиотека, 2010-2024 г.
Библиотека предназначена для чтения текста on-line, при любом копировании ссылка на сайт обязательна

info@avtorsha.com