ЧЕТЫРЕ СЕСТРИЧКИ

Я помню, как я была совсем-совсем маленькая. Было мне три года. У меня было две сестрички: Аля — на год старше меня и Маня — на год меня моложе.

Вот один раз нам говорят:

— У вас народилась еще одна сестричка. Пойдемте, посмо́трите на нее!

Повели нас в мамину комнату. Мама лежала на постели больная и улыбалась нам. А возле нее, в колыбельке, что-то такое — завернутое в пеленки, как кукла.

— Вот ваша сестричка, — сказала мама, — зовут ее Варя.

Мы с Алей посмотрели: такая она малюсенькая, эта сестричка. Еле видно из-под пеленок ее красноватое личико и открытые глазки. А мы-то думали, что новая сестричка сразу побежит с нами играть!

Вот так и стало нас четверо: Аля, Тася, Маня и Варя.

КАК Я ПРИДУМАЛА ПЕРВЫЙ СТИШОК

Мы все очень любили стихи и много знали их наизусть. Наша мама петь не умела и, когда баюкала нас, читала нам разные стихи. А мы их запоминали. И еще мы любили рисовать и раскрашивать свои картинки цветными карандашами. Сидим, бывало, за столом, рисуем и все вместе, хором читаем любимые стихи.

Один раз сидели вот так, рисовали, вдруг я и говорю:

— Арифметика

Любит свою Метику,

Часто гуляет,

Та ее встречает!

— Что это за стишок? — говорит Аля.

— Это я сама придумала, — говорю я.

— Мама, мама! — закричала Аля. — Тася сама стишок придумала. А что такое «арифметика»?

А я и сама не знала! Просто где-то услышала такое слово, и оно мне понравилось. Я думала, что это имя и что так зовут какую-то сказочную красавицу. А у нее есть подруга — Метика. Это я уж придумала, чтобы складно да ладно было.

Потом, когда я немного подросла и мне стало лет семь-восемь, я уже много стихов и сказочек сочиняла и сама над собой смеялась, что когда-то такой глупый стишок сложила. Иногда только мама, бывало, спросит, когда мы возвращались с прогулки:

— Ну, как гулялось? Арифметику часом не видели — или она там все еще гуляет со своей Метикой?

КАК МЫ УЧИЛИСЬ ЧИТАТЬ И ПИСАТЬ

Еще в августе Але исполнилось шесть лет. Когда настала осень, мама сказала:

— Аля уже большая. Она знает все буквы. Теперь ей надо начинать по-настоящему учиться — читать, писать и считать... Завтра будет первый наш урок.

— Я тоже знаю все буквы! — сказала я.

Мама усмехнулась и посмотрела на нас обеих. Аля была высокая девочка, а я, хоть и моложе ее только на год, но ростом куда меньше ее: маленькая и кругленькая. Но мы с Алей привыкли везде и всегда быть вместе. Почему же теперь ей надо начинать учиться, а мне нет?!

— Я тоже знаю все буквы, — обиженно сказала я еще раз.

— Ну что ж, — сказала мама, — учись и ты вместе с Алей. Вдвоем будет веселее.

На другой день посадили нас за стол, положили перед нами тетрадки и букварь и мы начали складывать слова из букв и писать палочки.

Складывать слова из букв мы научились быстро — и Аля и я. Я даже не помню, как это сделалось. Помню только, что я уже читала сама, без мамы, детскую книжку, напечатанную крупными буквами. Прочитаю две-три строчки, поставлю крестик карандашом и горжусь: вот до каких пор я дочитала! И стала я читать все, что попадалось на глаза: разные заголовки и объявления в газетах или вывески на улицах.

Как-то в доме, что стоял против наших окон, открывался новый магазин. К синей доске-вывеске рабочие прикрепляли большие буквы. Рабочие в белых фартуках стояли на стремянках, а мы сидели на нашем окне и с интересом наблюдали, как они прикрепляют буквы и что из этих букв получится.

Вот прикрепили одну букву... другую...

— О! — сказала Аля.

— К! — сказала я.

Вот уже и третья буква — опять О. А дальше — Л...

— О-К-О-Л — ОКОЛ! — прочитала я.

Еще раз — О... и наконец — М. Рабочие спрыгнули со стремянок, — значит, работа окончена.

— ОКОЛОМ! — прочитала я и удивилась: — Ничего не понимаю. Может, не по-нашему? Чем же тут будут торговать?

Аля вдруг начала смеяться.

— Мама, — кричит, — послушай, как Тася вывеску прочитала: ОКОЛОМ!

Мама посмотрела и тоже засмеялась. А потом говорит:

— С какого же ты боку начинала читать, Тася?

А я уж сама догадалась: я читала так, как рабочие прикрепляли буквы, а они почему-то справа начали, им, может, так было удобней. Если же прочитать как следует — слева направо, то выходит всем понятное: МОЛОКО!

«Вот как интересно, — думала я, — если читать сзаду наперед, слова такие удивительные и красивые выходят!»

И мы, когда подросли и хорошо знали, как надо читать, любили, шутя, вот так перевертывать слова. Я даже свое имя сделала перевертышем: мне казалось, больно уж здорово получается — ЯСАТ АЛИБАЗ.

ЯБЛОКИ ПОМОГАЮТ

Мы не только писали палочки и читали. Начали мы тогда и учиться считать: сколько будет один да один, два да три или от трех отнять два... Аля хорошо, быстро считала. А я никак не могла понять: что с чем надо сложить, что от чего отнять.

— Сколько будет два да один? — спрашивает меня мама.

Аля так и рвется ответить, а я не понимаю!

— Вот слушай, — говорит мама, — было у тебя два яблока, а тебе дали еще одно. Сколько у тебя стало?

— Три, — отвечаю я.

— Правильно, три. А потом ты два яблока съела. Сколько осталось?

— Одно.

— Так сколько же будет — один да два?

— Чего два? — спрашиваю я.

— Да яблок!

— А кто — один?

— Яблоко!

А почему ж мама говорит «один»? Ведь яблоко не один, а одно...

Мама смеется:

—   Вижу, тебе без яблок не обойтись.

Долго после того считала я с помощью яблок. Как попадется трудная задачка, я и вспомню про яблоки!

Потом, конечно, когда я стала постарше, то научилась и складывать, и вычитать, и делить, и множить, но все-таки не очень любила эту АРИФМЕТИКУ, про которую когда-то сложила свой первый стишок!..

КАК МЫ ИГРАЛИ В КУКЛЫ

Хотя мы с Алей продолжали учиться вместе, но играли порознь. Аля кукол не любила, она любила играть в лошадки, бегать и прыгать. И даже рисовала только лошадей. Тогда машин еще не было или было очень мало, по улицам люди ездили не на машинах, а на лошадях. Летом — в бричках, на колесах, а зимой — на санях.

А мы с Маней играли в куклы. Кукол у нас было много. Вечером мы укладывали их спать, утром умывали, одевали и сажали завтракать.

Еда была обыкновенно такая: брали мы мякиш белого хлеба, крошили, смачивали водой из самовара и посыпали сахаром, а то выпрашивали у мамы немного варенья, чтоб вкусней было. Больно уж вкусна была эта куклина каша, как нам тогда казалось, — ведь мы, угощая кукол, сами ее поедали.

А еще интересно было шить куклам одежку. Мама давала нам разные лоскутки, и мы из этих лоскутков шили все, что нашим куклам было нужно.

Сначала я так кроила кукле платьице: брала длинненький лоскут, вырезала две дырочки, чтоб было куда просунуть руки, а потом — у шеи — завязывала тесемочкой либо лентой.

Один раз мама посмотрела на мою работу и говорит:

— Ты не так делаешь, Тася. И некрасиво получается, и рукавов нету. Вот как надо кроить!

Она взяла лоскут и показала: надо перегнуть пополам, на сгибе вырезать одну дырочку — чтоб просунуть голову. А потом — под мышками — немного срезать ткань и сшить переднюю полку с задней по бокам, и выйдет хорошенькая одёжинка — кимоно.

— Ой, как хорошо! И совсем нетрудно сделать! — обрадовалась я.

С тех пор я полюбила шить.

И до сих пор люблю.

Однажды приехал к нам дядя — папин брат и привез нам большую куклу. Она ехала в отдельном чемодане и была чуть-чуть поменьше Вари и гораздо больше нашего меньшого братика — Андрея. У этой куклы голова была фарфоровая, глаза закрывались и открывались, на голове кудри из настоящих волос. Красивая кукла и, наверно, шибко дорогая.

Посадили мы ее на стульчик, в уголок, и не знаем, что с ней делать. На руки взять — тяжела. В платок не завернешь, платьица из лоскутка не сошьешь. Как с ней играть?

Нет, все-таки наши маленькие обыкновенные куклы лучше!

ЛЮБИМАЯ КУКЛА

А из этих обыкновенных маленьких кукол одна была самая моя любимая. Звали ее Тася, как меня.

Она была у нас очень давно, и много на ее долю выпало всякой всячины: ступни на обеих ногах у нее были отбиты, голова проломана, посередине лба — дырка. Приходилось голову платочком повязывать, чтоб не видно было. И все-таки я любила ее больше всех.

Вот настала весна, и мы собрались ехать на дачу. Мама укладывала в чемоданы все, что необходимо взять с собой: одежду, белье, посуду, ну и игрушки тоже.

Одела я свою Тасю как следует: хорошее платье, пальто, чулочки и башмачки на ножки, капорок на головку... И понесла маме, чтоб уложить в чемодан.

— Нет, — сказала мама, — зачем брать с собой старый хлам? Эту куклу мы не возьмем.

Я пригорюнилась, села в уголок и стала думать:

«Бедная моя Тася! Как же она останется одна в городе, в пустой квартире? Я буду гулять в саду, собирать ягоды-грибы в лесу, играть на песчаном берегу озера, а она тут будет скучать и плакать не видимыми никому слезами?.. И укорять меня за то, что я ее покинула?.. Нет, это невозможно! Надо что-то придумать...»

И вот утром, когда нас одели и велели выходить из дому, чтобы ехать на вокзал, я тихонько проскользнула в детскую. Тася совсем наготове, одетая по-дорожному, сидела на стульчике. Я быстро схватила ее и сунула под пальто.

Никто не увидел.

У подъезда уже стояли извозчики. Я осторожно, чтобы кукла не выпала из-под пальто, влезла в бричку.

Вот и вокзал.

— Беритесь за руки, дети, беритесь за руки! — хлопотала мама. Она боялась, как бы мы не потерялись в вокзальной суете.

Я мигом примостилась так, чтоб оказаться с краю: у меня ведь одна рука была занята — держала куклу через пальто.

Скоро подадут поезд.

Тут я должна признаться, какая я была трусиха: я страшно боялась паровозов. Когда подходил паровоз, фыркая, сипя и гудя, я в страхе зажмуривала глаза и пряталась за чью-нибудь спину. Аля потом смеялась надо мной:

— А ты и не видела, не видела! Машинист сидел верхом на паровозе и подгонял его кнутом!

Наконец поезд остановился, грякнули вагоны, и мы стали садиться. Все начали рассаживаться по лавкам, снимать пальто, прощаться с папой, который, проводивши нас, должен был идти на работу. А я забилась в уголок и боялась снять пальто: ну как увидят мою Тасю! И папа заберет ее обратно, в пустую квартиру?..

И только когда поезд тронулся, а папа остался на перроне и все стали махать ему руками и кричать «до свиданья!», я гордо вытянула из-под пальто свою любимую куклу!

Мама не рассердилась. Она только засмеялась и сказала:

— Ну что ж, неплохо, что ты так любишь своих старых друзей!

Вот какая была история с моей любимой куклой.

ХОТЬ ТАКОГО ОСТРОВА И НЕТУ…

Все дети любят делать что-нибудь «всамделишное», некукольное: как, например, испечь пирожок не из песка, а настоящий, из кусочка теста, который можно поставить в духовку вместе с мамиными пирожками...

А когда копают огород, то не камушек в землю положить, а настоящее семечко.

Каждый год, когда мы приезжали на дачу, мама вместе с нами вскапывала небольшую грядку. Мы сеяли на ней редиску, салат. Сажали горох... Потом поливали каждый день из наших маленьких леечек и пропалывали — вырывали сорняки. И так было весело наблюдать, когда вдруг начинали лезть из земли зеленые росточки! А потом росточки подрастали, развивались, — вот уже и кругленькая красная редисочка выпячивается из земли... Вот и горох уже вьется по тычинкам, и на нем появляются сначала белые, похожие на мотыльков цветы, а потом ярко-зеленые лопаточки-стручки. Какие ж они сладкие, разве на рынке такие можно купить?! А все потому, что мы сами их вырастили. Подходила ягодная пора. Мама начинала варить варенье. Ну, тут уж нам было по горло настоящего дела: надевши фартучки, мы собирались всей гурьбой чистить ягоды. Было очень весело. Ведь самое лучшее варенье не из покупных ягод.

Кругом — в лесах и на просеках, в заросших кустами балочках начинали поспевать земляника, черника, малина... Сладко есть ягоды прямо с куста, а еще слаще принести домой полные кузовки — маме на вареники, на пироги, на варенье!

Когда мы немного подросли — мне было лет девять, — мама подарила мне совсем настоящий, только маленький тазик для варенья и научила, как его варить, сколько класть сахару, как снимать пенку и как узнавать: готово оно или нет? Да еще и быть осторожною у горячей плиты.

Представляете, как все это было интересно: мама варит, и я варю. А потом складываю свое варенье в маленькие баночки. И мы с Маней и Варей, со всеми нашими куклами садимся за маленький стол и пьем чай из кукольных чашечек, со своим собственным, настоящим вареньем.

Вот так-то варили мы с Маней варенье из райских яблочек. Варили, варили да и переварили! Сняли тазик с плиты, остудили, а оно загустело. Только и видно прозрачные золотые яблочки в застывшем сахаре.

— Это ничего! — сказала мама. — Выньте яблочки из сахара, обваляйте их в сахарной пудре и сложите в коробку, и получатся у вас такие конфеты — засахаренные фрукты.

Мы обрадовались. Нашли красивую коробку из-под конфет, уложили в нее рядками обвалянные в пудре яблочки, а на коробку наклеили бумажку с ярко раскрашенной надписью:

Конфетная фабрика «Тасмания».

Мы знали, что где-то на свете в океане есть такой остров, — почему бы и нам не взять такое подходящее для нас название? ТАСЯ и МАНЯ — ТАСМАНИЯ. Но Варя, которая, конечно, была тут же и помогала чем могла, услыхала это и захныкала:

— Вот всегда так: Тася и Маня! А я? Это неправильно! Надо: ТАСМАНВАРИЯ.

Мы с Маней переглянулись. И правда, зачем Варю обижать?

—   Не плачь, — говорим, — будешь и ты с нами!

И поверх той надписи мы наклеили новую, еще краше, еще ярче:

Конфетная фабрика «Тасманвария».

Неважно, что такого острова нигде в океане нету. Все равно это было очень хорошее название!